Читаем Тайна исповеди полностью

Человек приносит другу окровавленный мешок с неким гибким еще и теплым мясом внутри, говорит, что вот убил человека, и теперь надо где-то закопать труп, помоги, брат, на тебя вся надежда. Они куда-то едут в ночи, вдвоем роют яму и закапывают жмура. Пафос в том, что в мешке была пара свежезабитых баранов, такая проверка на вшивость — донесет, нет? Момент истины. Это история про суть дружбы.

Я провалился в эту пропасть. Вот — подлое преступление. Про честь, благородство и всё такое прочее — понятно. Это было злодейство, покушение на ангела, на чистейшую прекрасную душу. С которой у нас был серьезный глубокий роман — неважно, что он тянулся всего три дня и мы даже не поцеловались ни разу. Это было, что называется, большое чистое чувство, которое превзошло какие-то мои длинные бурные отношения с замахом даже на ромео-джульеттовский суицид, — от избытка эмоций и доверчивости. Вообще же, если подумать про свою жизнь, покопаться в ней — и в чужих жизнях, которые разворачивались у меня на глазах, — понимаешь: всегда уже в первые минуты, когда двое (разнополых) предстают друг перед другом, сталкиваются на жизненном пути, сразу обоим становится ясно, будет у них что-то — или не будет. Точнее, могло б двоих накрыть по-взрослому, с силой стихии — или никак не могло. Да, бывает стопроцентная ясность, но иногда, если такое выпадает, чья-то невидимая рука раскидывает людей в разные стороны, и тополя продолжают спокойно и безучастно торчать на Плющихе, все три. Когда-нибудь их спилят, за этот пух, это семя, которое летит в глаза недовольным прохожим. Лотерейный билет остается выигрышным, даже если он не предъявлен к оплате.

Легко догадаться, что я не донес на друга. Более того: несмотря на все мои мучения, у нас с Димоном всё осталось как было. Да! И еще: мы с ним никогда больше не говорили про это. Вот он мне про это рассказал — и типа мы про это забыли.

Я после много и часто думал про Женю. Без тени спокойствия. Злодеяние это недалеко ушло от убийства. А по моей шкале дозволенного и недозволенного — это было так даже и хуже убийства. Я прислушивался к себе, к своим движениям где-то в глубине, и считывал ответ: убить человека и я бы мог, при каких-то обстоятельствах, при стечении их. А вот на такое, как он с Женей — не пошел бы никогда. Мне казалось, было такое непонятно откуда взявшееся ощущение, что уж лучше (моя) смерть, чем вот это.

Что я думал тогда про Димона, каким видел его — даже не столь важно, да я и не помню точно. Речь о том, что я оказался на его стороне, вот и всё. Безоговорочно. Против целого мира? Против совести? Ну, вышло, что так.

Через много лет.

Было.

Вот что.

А именно — смутная и мутная догадка: он мстил — кому, судьбе, жизни? За несчастные любови? Или он от ревности так жестко взял (у меня?) Женю. Бывают же чувства, которые сметают на своем пути всё, просто всё. (Как экскаваторы Собянина.) Из институтской программы по зарубежке во мне глубоко засел (почему, кстати?) диалог Генриха Наваррского с королем, который был голубым, и почти весь (королевский) двор вслед за ним кинулся долбиться под хвост. (Вот как для карьеры вступали в такую мерзость, как КПСС). Ну, кроме Генриха. Тот решил сказать королю слова поддержки; уж какие смог найти, такие и сказал:

— Да, согласен, в чем-то вы правы, ваше величество, с вашей ориентацией. Бабы, они все истерички, у них конкуренция, ревность, они дерутся друг с другом, царапаются. А мужики, по крайней мере, сдержанны.

— Если б так… — печально ответил король. — Лучше б истерили и царапались и таскали друга за волосы! У нас всё хуже: моих самых нежных красавцев убили на дуэлях. Вот пидарасы!

Врут все эти якобы умные книжки или нет? Понятно, что авторам для успеха нужны парадоксы и внезапные идиотские ходы, чтоб продать тираж и еще пару допечаток. Белое выдать за серое, злое — за доброе, в негодяе найти черты святого — ну, первый курс «Щуки». Там как раз тупо учат, как привлечь и удержать внимание, чтоб не сгинуть в безвестности и не спиться с тоски там, в глухой духовной провинции, вдали от света, от сияния. Я обдумывал всю эту чужую заумь — изредка на меня находила такая блажь. Всё взвешивал бесстрастно, пытаясь ухватить суть. Прочтешь что-нибудь типа мемуара русского писателя, который делает минет негру-бомжу, — и что-то вдруг как всплеснет так в мозгу! И несколько минут думаешь о том, много ли вокруг пидарасов и как им живется, — весело? Или хоть топись? Они, в свою очередь, небось, жалеют нас, серых натуралов, которые возятся с банальными мокрощёлками! (Кстати, есть еще более роскошный термин — «пиздопротивный», который меня смешит.) Один знакомый литератор часто описывал секс, с деталями, в подробностях, не забывая про любовные жидкости. Получалось не очень привлекательно, а даже и отталкивающе…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное