Тайна Лабиринта

Как же мне хотелось, чтоб муж был рядом! Однако я знала, отчего он не подсел ко мне: Сухайл был куда более привычен к подобным испытаниям, чем мои ширландские спутники, и потому уступил скромное убежище под полутораметровым каменным уступом нам троим. Однако большую часть времени я все равно сидела, зажмурившись, дабы уберечь глаза от жестокого ветра, а когда открывала их, едва могла различить сквозь багровую пелену Тома с Эндрю. Сухайл, сидевший за верблюдом по ту сторону от Тома, с тем же успехом мог бы находиться где-нибудь в Видвате. Однако я была бы очень рада видеть хоть его силуэт – напоминание о том, что подобные вещи вполне можно пережить.

В конечном счете хуже всего оказался звук: очень уж живо напоминал он время, проведенное в Байембе, когда в палатку то и дело проникали насекомые, и их жужжание грозило свести меня с ума. Здесь было много хуже: свист ветра оглушал и продолжался словно бы целую вечность. Клок ветоши, затыкавший одно из ушей, выпал; в попытке вернуть его на место я опрометчиво сдвинула с лица платок и едва не захлебнулась пылью. Ради возможности дышать пришлось оставить все как есть, а ветер свистел и завывал так громко, что я временно оглохла на одно ухо. Полуоглохшая, на грани безумия, сжавшись в комок между каменным уступом и боком верблюдицы, я с совершенно не свойственным мне пылом молилась о том, чтоб наши мытарства поскорей подошли к концу.

К тому времени, как самум унялся, я успела утратить чувство реальности настолько, что не поверила собственным глазам. Только после того, как Сухайл встал и поднял на ноги мою верблюдицу, я смогла убедиться, что мы спасены, а чистое синее небо над головой – вовсе не галлюцинация.

Стоило подняться на ноги, песок хлынул с меня лавиной, из каждой складки одежды, снаружи и изнутри. Кожу лица саднило. Осторожно развязав платки, я увидела, что их края окрашены кровью. Щель между ними, сколь ни была узка, позволила ветру посечь кожу, содрав ее верхний слой. Точно такая же отметина красовалась и на лице Сухайла. Смочив водой лоскут ткани, он подал его мне, и я, шипя сквозь стиснутые зубы, протерла пострадавшее место от песка и пыли.

Покончив с этим и подняв голову, я встретилась с ним взглядом. Запыленные губы Сухайла дрогнули в усталой улыбке.

– Ну что ж, песок и воду мы с тобой прошли, – сказал он, имея в виду сегодняшний самум и бурю, пригнавшую «Василиск» к Кеонге. – Для полной коллекции штормов не хватает только снежного бурана.

– Не искушай судьбу, – откликнулась я, не в силах сдержать ответной улыбки.

* * *

Кладку, примеченную зимой, удалось отыскать только благодаря помощи аль-Джелиды. Я полагала себя дамой весьма наблюдательной, особенно в части, касающейся зрительного восприятия, но пустыня, в которую я вернулась, выглядела совсем не так, как несколько месяцев тому назад. Съеденная животными либо засохшая и унесенная ветром, вся зелень исчезла, будто ее и не бывало. В районах песчаных барханов все барханы перекочевали с места на место. Даже недолгое отсутствие в этих краях подточило память настолько, что каждая лощина, каждый каменный выступ ничем не отличались от любых других.

Но когда аль-Джелида вывел нас к нужному месту, отыскать кладку яиц оказалось проще простого. Осколки яичной скорлупы были разбросаны на несколько метров во все стороны от гнезда.

– Проклятье, – тонким, словно иссохшим в пустыне голосом выругался Том.

Глядя на разоренное гнездо, я чувствовала себя такой же опустошенной, как и остатки скорлупы. Мы опоздали – опоздали, несмотря на всю свою спешку.

Ахиаты спешились и обошли гнездо. Подобрав несколько осколков скорлупы, Сухайл перебросился с аль-Джелидой несколькими фразами на диалекте кочевников, затем, повысив голос, перешел на ширландский и обратился к нам:

– Звери разрыли. Вероятно, гиены. Вот и следы лап на песке, и отметины от зубов на скорлупе.

Не сходя с верблюда, я опустила голову и вздохнула. Да, мы опоздали, но не потому, что ошиблись в оценке срока инкубации. Просто хищники нас опередили.

Уломав верблюдицу опуститься на колени и подойдя к разоренному гнезду, я поняла, о чем говорил Сухайл. Скорлупу не проламывали изнутри детеныши, выбирающиеся на волю. Ее крушили извне, да с такой силой, что несколько яиц превратились в мелкое крошево.

– И часто такое случается? – спросил Том, помахав в воздухе осколком скорлупы.

Аль-Джелида пожал плечами и что-то сказал.

– Когда как, – перевел Сухайл. – Он говорит, иногда драконы закапывают яйца недостаточно глубоко, а порой их обнажают сильные ветры.

Подойдя к одному из вьючных верблюдов, я достала из сумки блокнот с данными зимних наблюдений.

– Эта кладка находилась на той же глубине, что и остальные. Возможно, ее обнажил недавний самум?

Сухайл без раздумий покачал головой.

– Нет, самум так далеко не дотянулся. Да и гнездо было разорено гораздо раньше.

Выходит, поспеши мы еще сильнее, все равно не добрались бы сюда вовремя. Это слегка утешало.