По счастью, на третьи сутки, вскоре после полудня, в лагерь вернулись Эндрю с аль-Джелидой и привезли столько воды, сколько сумели набрать, не вычерпав источника досуха и не заставляя нас слишком долго ждать. Напиться вдосталь мне даже после этого не довелось, однако та горькая, отдающая козьей шкурой вода казалась вкуснее изысканнейших вин.
– Не поискать ли нам еще одного гнезда? – предложила я Тому.
Том поразмыслил над этим, прикусив губу, и, наконец, покачал головой.
– К тому времени, как мы его отыщем, детеныши давно выведутся. А между тем мы и так уже сильно искушаем судьбу.
По пути к источнику за верблюдами погнались шакалы, а брат был вынужден прятаться в расщелине от дракона, ненадолго прервавшего летнюю дрему. К тому же невдалеке от лагеря Сухайл обнаружил еще одно логово, и мы, скрестив пальцы, молились о том, чтоб зверю не вздумалось проснуться до нашего отъезда. Несомненно, именно об этом и подумал Том.
– По-моему, – заключил он, – лучше спокойно закончить обследование этого гнезда и возвращаться.
И вправду: рождение детенышей в Дар аль-Таннанине мы пропустили ради наблюдений за сим процессом в естественных условиях, а между тем наблюдения за новорожденными также могли принести немало пользы.
– Согласна, как ни отвратительно это признавать. Давайте посмотрим, не опустело ли гнездо. Если да – возможно, успеем выехать еще сегодня.
Действительно, гнездо опустело. На этой стадии юные драконы настолько безобидны, что Том сумел понаблюдать за двумя, покинувшими гнездо накануне, и за их первыми неуклюжими попытками поохотиться, однако на столь неровной местности далеко проводить их не смог. Я втайне уже размышляла о том, какие приготовления потребуются для наблюдений за молодняком на воле, но, каков бы ни оказался ответ, мы ни к чему подобному готовы не были. Посему я сосредоточилась на остатках их гнезда – по крайней мере, тем хватило любезности остаться на месте.
Осколки скорлупы были разбросаны по всему плато. Поначалу мы оставили все как есть, внимательно осмотрели впадинку со всех сторон, и только после этого решились ступить на песок, потревожив отпечатки драконьих лап. Затем мы начали собирать осколки. Среди них нашлось и несколько клочьев подскорлупной оболочки, ускользнувших от глаз новорожденных (большая часть сей субстанции оказалась съеденной). При нас имелось немного формалина – ровно столько, чтобы при случае сохранить образцы мышечных тканей одного из детенышей, но вместо этого мы воспользовались им для сохранения подскорлупной оболочки, дабы без спешки исследовать ее по возвращении в Куррат.
Поскольку другой возможности понаблюдать за выведением детенышей из яиц не предвиделось, к делу следовало подойти со всем тщанием. Собрав всю скорлупу, какую удалось найти, мы обнаружили свидетельства тому, что это место использовалось для гнездовья не впервые. Затем я устроилась во впадине и принялась шарить в песке, чтоб убедиться, что ничего не упущено.
Пальцы скользнули по камню.
На первый взгляд, ничего удивительного в этом не было. В конце концов, я сидела на вершине огромной каменной глыбы, и дно впадинки, по всей вероятности, не оказаться каменным просто не могло. Однако ему следовало бы оказаться неровным, шероховатым, а камень, попавшийся мне под руку, был плоским и гладким на ощупь.
Охваченная любопытством, я начала отгребать песок. Задача оказалась не из простых, так как песок сыпуч и склонен сыпаться обратно на дно любой ямы, но все же я сумела отыскать то, что нащупала. Да, гладкий камень был вовсе не тактильной галлюцинацией, вызванной долгим пребыванием на солнце. Проведя по нему рукой, я нащупала край.
Могу лишь предполагать, как выглядела я в тот миг со стороны. Я рухнула на колени и принялась расшвыривать песок горстями, будто самка дракона, готовящаяся отложить яйца, пытаясь расчистить находку и взглянуть на нее. Да, под песком лежал ровный камень – сантиметров двадцати в ширину, ничем не примечательный… однако ж столь правильных форм естественным путем не возникает. То был каменный брус, одним краем примыкавший к скале, а другим…
По-видимому, я инстинктивно догадалась, что передо мной, еще до того, как успела понять это умом. Поскольку, подав голос, окликнула вовсе не коллегу-натуралиста.
– Сухайл!
Какие бы нотки ни слышались в моем крике, он поднялся ко мне со дна каньона с быстротой просто-таки фантастической. Опустившись на колени в вырытую мной яму, он положил руку на каменный брус.
– Вот здесь, – сказала я, направляя его пальцы вглубь.
Секунда – и он нащупал то же, что и я. Второй плоский камень, рядом с первым, но несколько ниже.
– Ступени…
Голос его прозвучал не громче шороха тонкой струйки песка.
Мое сердце бешено стучало в груди – по причинам, с физическими усилиями не имевшим ничего общего.
– Здесь только две ступени, – сказала я. – Вполне возможно, это и все.
Возможно, и все. А возможно – далеко, далеко не все…
– Надо проверить, – сказал Сухайл.