Тайна леди Одли

Лицо госпожи оставалось в тени, и сэр Майкл не увидел, как ее бледное лицо вспыхнуло, когда он сделал это простое замечание. Победная улыбка осветила лицо Люси, явно говорившая: «Вот оно — я могу вертеть им, как пожелаю. Я могу показать ему черное, но если скажу, что это белое, он мне поверит».

Но сэр Майкл Одли, сказав, что его племянник не в своем уме, просто воскликнул это, не подразумевая такого значения. Действительно, баронет невысоко оценивал способности Роберта к повседневным делам. Он привык смотреть на своего племянника как на добродушного, но пустого человека, чье сердце природа щедро наградила добротой, но чью голову немного обошли при распределении интеллектуальных даров. Сэр Майкл Одли сделал ошибку, которую часто совершают беспечные состоятельные люди, не имеющие случая заглянуть в глубь вещей. Он принимал лень за глупость. Он считал, что если его племянник ведет праздный образ жизни, значит он обязательно глуп. Он решил, что если Роберт не отличился ни на одном поприще, так это потому, что не смог.

Сэр Майкл позабыл о молчаливом безвестном Мильтоне, умершем безгласным из-за недостатка той упорной настойчивости, того слепого мужества, которыми должен обладать поэт, если хочет найти издателя; он позабыл о Кромвеле, лицезреющем сей благородный корабль — политическую экономию, барахтающийся в море смятения и идущий ко дну в бурю шумной суматохи, и неспособного добраться до руля или хотя бы послать спасательную шлюпку тонущему кораблю. Ошибочно судить о способностях человека лишь по тому, что он совершил.

Мировая Валгалла — закрытое пространство, и возможно, самые великие люди — те, кто молча гибнет вдали от священных ворот. Быть может, самые чистые души — те, кто избегает суматохи беговой дорожки, шума и смятения борьбы. Игра жизни чем-то напоминает игру в карты, и иногда бывает, что козыри остаются в колоде.

Госпожа сняла шляпку и уселась на обитую бархатом скамеечку у ног сэра Майкла. В этом детском движении не было ничего заученного или притворного. Для Люси Одли было так естественно оставаться ребенком, что никто и не пожелал бы увидеть ее другой. Было бы глупо ожидать величественной сдержанности или женской степенности от этой желтоволосой сирены так же, как ожидать от глубокого баса чистого сопрано песни жаворонка.

Она сидела, отвернув свое бледное лицо от огня и положив руки на ручку кресла, где сидел ее муж. Они были так беспокойны, эти хрупкие белые ручки.

— Знаешь, я хотела прийти к тебе, дорогой, — начала она, — я сразу хотела зайти к тебе, как только вернулась домой, но мистер Одли настоял на беседе с ним.

— Но о чем, любовь моя? — спросил баронет. — Что мог сказать тебе Роберт?

Госпожа не ответила на этот вопрос. Ее прекрасная головка склонилась на колени мужа, волнистые золотистые волосы упали на ее лицо.

Сэр Майкл поднял эту прекрасную головку своими сильными руками и заглянул в ее поднятое лицо. Огонь камина осветил большие мягкие голубые глаза на бледном лице, в них стояли слезы.

— Люси, Люси! — вскричал баронет. — Что это значит? Любовь моя, что тебя так расстроило?

Леди Одли пыталась заговорить, но слова не шли с ее дрожащих губ. Ком в горле мешал вырваться этим фальшивым, но правдоподобным словам, которые были ее единственным оружием против врагов. Она не могла говорить. Отчаяние, овладевшее ею в мрачной липовой аллее, стало слишком большим, чтобы молча сносить его, и она разразилась истерическими рыданиями. Ее хрупкую фигурку сотрясало непритворное горе и разрывало ее, словно хищный зверь, на куски своей ужасной силой. Это был взрыв настоящего страдания и ужаса, раскаяния и горя. Это был один дикий выкрик, в котором более слабая женская натура берет верх над искусством сирены.

Не так собиралась она сражаться в страшном поединке с Робертом Одли. Она намеревалась использовать не это оружие, но, возможно, никакая хитрость не послужила бы ей лучше, чем этот одиночный взрыв горя. Он потряс ее мужа до глубины души. Он озадачил и ужаснул его. Он ослабил могучий ум этого мужчины до беспомощного смятения и растерянности. Он ударил по слабому месту в натуре этого порядочного человека. Он воззвал непосредственно к любви, испытываемой сэром Майклом Одли к своей жене.