— Вы, должно быть, думаете, что у меня сильный характер, сэр Майкл, — сказала она обиженным тоном, — если полагаете, что я могу равнодушно слушать такое. Я уверена, что никогда не смогу снова увидеться с мистером Одли.
— И ты не увидишь его, моя дорогая, нет.
— Но вы только что сказали, что оставите его здесь, — прошептала леди Одли.
— Я не буду, моя любимая девочка, если его присутствие раздражает тебя. Боже, Люси, неужели ты можешь представить хоть на минуту, что у меня есть другое желание, кроме как сделать тебя счастливой? Я проконсультируюсь с каким-нибудь лондонским врачом насчет Роберта, и пусть он выяснит, что случилось с единственным сыном моего бедного брата. Тебя не потревожат, Люси.
— Вы, должно быть, думаете, что я очень злая, дорогой, — промолвила госпожа, — и я знаю, что мне не следует раздражаться из-за этого бедняги, но, кажется, он и вправду вбил себе в голову какие-то нелепости насчет меня.
— Насчет
— Да, дорогой. Кажется, он связывает меня каким-то непонятным образом с исчезновением этого мистера Толбойса.
— Невозможно, Люси. Ты, должно быть, неправильно поняла его.
— Не думаю.
— Тогда он и вправду безумен, — промолвил баронет. — Я подожду, пока он вернется в город, и затем пошлю кого-нибудь в его квартиру поговорить с ним. Боже мой, какое таинственное дело!
— Боюсь, что расстроила тебя, дорогой, — прошептала леди Одли.
— Да, дорогая, я очень огорчен тем, что ты рассказала мне; но ты сделала правильно, рассказав мне откровенно об этом ужасном деле. Я должен обдумать это, любимая, и попытаться решить, что делать.
Госпожа поднялась с низенькой оттоманки, на которой сидела. Огонь прогорел, и в комнате лишь слабо отсвечивало красным светом. Люси Одли наклонилась над креслом и приложила губы к широкому лбу своего мужа.
— Вы так добры ко мне, дорогой, — тихо прошептала она. — Вы никому не позволите навредить мне, не так ли?
— Навредить тебе? — повторил баронет. — Нет, любовь моя.
— Ведь знаете, дорогой, — продолжала госпожа, — в мире много злых людей, помимо сумасшедших, и в интересах некоторых людей может быть навредить мне.
— Им лучше и не пытаться, моя дорогая, — ответил сэр Майкл. — Если они осмелятся, то окажутся в опасном положении.
Леди Одли громко рассмеялась, весело и победно; ее смех, словно звон серебряных колокольчиков, разнесся по тихой комнате.
— Любимый мой, — промолвила она, — я знаю, вы любите меня. А теперь мне нужно бежать, дорогой, так как уже больше семи часов. Я приглашена на обед к миссис Монтфорд, но я хочу послать слугу с извинением, так как сейчас мне не до общества. Я останусь дома и буду ухаживать за вами, дорогой. Вы ляжете спать пораньше, не так ли, и позаботитесь о себе?
— Да, дорогая.
Госпожа вприпрыжку выскочила из комнаты, чтобы распорядиться насчет записки в дом, где она должна была обедать. Она на минуту задержалась, закрывая за собой дверь библиотеки, — помедлила, положив руку себе на грудь, чтобы успокоить быстрое биение сердца.
«Я боялась вас, мистер Роберт Одли, — подумала она, — но наступит время, когда у вас будет причина опасаться меня».
Глава 6
Просьба Фебы
Пропасть между леди Одли и ее падчерицей не уменьшилась за те два месяца, что прошли со времени праздника Рождества, отмечавшегося в Одли-Корт. Между двумя женщинами не было открытой войны — лишь вооруженный нейтралитет, нарушавшийся время от времени короткими дамскими стычками и мимолетными словесными перепалками. К сожалению, Алисия предпочла бы заранее подготовленное сражение этому молчаливому и скрытому разладу, но с мачехой было не так-то легко поссориться. На возмущение и гнев у нее были мягкие ответы. Она очаровательно улыбалась в ответ на открытую раздражительность своей падчерицы и весело смеялась, видя плохое настроение юной леди. Возможно, будь она менее дружелюбной или имей она такой же характер, как у Алисии, эти две дамы уже выплеснули бы свою вражду в одной крупной ссоре и стали после этого друзьями. Но Люси Одли не развязывала войны. Она выкладывала свою неприязнь постепенно, до тех пор, пока разрыв между ею и падчерицей, увеличиваясь понемногу с каждым днем, не превратился в огромную пропасть, через которую уже невозможно было перелететь голубю мира. Не может быть примирения там, где нет открытой войны. Сначала должно быть бурное сражение с развевающимися знаменами и грохотом канонады, а уж потом будут подписаны мирные договоры и пожаты руки. Возможно, союз между Францией и Англией столь прочен благодаря воспоминанию о прошлых завоеваниях и разгромах. Мы ненавидели и били друг друга, но наконец выяснили отношения и теперь можем позволить себе броситься друг другу в объятья и клясться в вечной дружбе и любви.