Люси Одли, в бледном ореоле отливающих золотом волос вокруг ее задумчивого лица, с летящими линиями ее мягкого муслинового халата, ниспадающего прямыми складками к ее ногам, с агатовым браслетом, обхватившим ее запястье, могла бы послужить моделью для средневековой святой в одной из маленьких часовен, укрывшихся в уголках старинного собора, которых не изменили ни Реформация, ни Кромвель; и какой мученик Средних веков мог иметь более святой вид, чем мужчина, чья седая борода покоилась на темном шелковом покрывале величественной кровати?
Роберт помедлил на пороге, боясь разбудить дядю. Обе дамы услышали его шаги, хотя он старался ступать как можно тише, и подняли головы. Лицо госпожи, наблюдающей за больным, хранило печать беспокойной серьезности, что делало его еще более прекрасным; но, узнав Роберта Одли, оно мгновенно лишилось своих нежных красок и стало испуганным и бледным в свете лампы.
– Мистер Одли! – вскрикнула она слабым дрожащим голосом.
– Тсс! – предупредительно шепнула Алисия. – Вы разбудите папу. Как хорошо, что вы приехали, Роберт, – добавила она, пригласив своего кузена занять свободный стул у кровати.
Молодой человек уселся на указанное ему место в изножье кровати напротив госпожи, сидящей рядом с подушками. Он долго и пристально смотрел в лицо спящего; затем еще дольше и пристальнее в лицо леди Одли, на щеки которой постепенно возвращался румянец.
– Он был не очень болен? – спросил Роберт, как и Алисия, шепотом.
Госпожа ответила на его вопрос.
– О нет, не опасно болен, – промолвила она, не отрывая глаз от лица мужа. – Но мы все еще очень и очень беспокоимся.
Роберт не отводил испытующего взгляда от этого бледного лица.
«Она посмотрит на меня, – подумал он. – Я заставлю ее взглянуть мне в глаза, и я все прочту в них, как и раньше. Она узнает, что со мной ее хитрости бесполезны».
Он помолчал несколько минут, прежде чем продолжить беседу. Тишину нарушали лишь спокойное дыхание спящего, тиканье позолоченных часов, висящих над кроватью, и потрескивание дров в камине.
– Я не сомневаюсь, что вы волновались, леди Одли, – произнес наконец Роберт, поймав ее взгляд, когда она украдкой посмотрела на него – Вам, как никому другому, дорога жизнь моего дяди. Ваше счастье, ваше благосостояние, ваша
Он произнес это таким тихим шепотом, что его слова не могли достичь ушей Алисии, сидящей в другом конце комнаты.
– Я знаю это, – ответила она. – Тем, кто захочет меня ударить, придется бить по нему.
Она указала на спящего, все еще глядя на Роберта Одли. В ее голубых глазах был вызов, они стали ярче от триумфа, светившегося в них. Вызов был и в ее спокойной улыбке – улыбке роковой красавицы, полной скрытого значения, улыбке, которую так преувеличил художник на портрете жены сэра Майкла.
Роберт отвернулся от ее красивого лица и прикрыл глаза ладонью, поставив преграду между ними, которая препятствовала ее острому взгляду и вызывала ее любопытство. «Наблюдает ли он за ней или думает о чем-то? И о чем он думает?»
Роберт Одли просидел у кровати почти час, прежде чем его дядя проснулся. Баронет обрадовался приезду племянника.
– Как хорошо, что ты приехал, Боб, – произнес он. – Я так много думал о тебе, когда заболел. Ты знаешь, Боб, ты и Люси должны стать хорошими друзьями, ты должен научиться думать о ней, как о своей тете, хотя она молода и красива и… и… ну ты понимаешь, да?
Роберт сжал его руку, но взгляд его был мрачен, когда он ответил.
– Я вас прекрасно понимаю, сэр, – спокойно промолвил он. – И даю вам слово чести, что я надежно огражден от очарования госпожи, она знает это так же, как и я.
Люси поджала свои хорошенькие губки.
– Ба, глупый Роберт, – воскликнула она. – Вы принимаете все чересчур серьезно. Если я и подумала, что вы слишком молоды для племянника, то это только из страха сплетен, а не…
Она запнулась, но закончить предложение ей помешал весьма своевременный приход мистера Доусона, ее бывшего хозяина.
Он пощупал пульс у своего пациента, задал два или три вопроса, заявил, что состояние баронета явно улучшается, обменялся общими фразами с Алисией и леди Одли, и собрался уходить. Роберт поднялся и проводил его до двери.
– Я посвечу вам на лестнице, – предложил он, взяв свечу и зажигая ее от лампы.
– Нет, нет, мистер Одли, ради бога, не беспокойтесь, – запротестовал врач. – Я хорошо знаю дорогу.
Но Роберт настоял на своем, и они вместе вышли из комнаты. Войдя в восьмиугольную комнату, адвокат помедлил и закрыл за собой дверь.
– Вы не посмотрите, плотно ли закрыта другая дверь, мистер Доусон? – попросил он, указывая на дверь, что вела на лестницу. – Мне бы хотелось поговорить с вами.
– С большим удовольствием, – ответил врач, выполняя его просьбу. – Но если вы тревожитесь за дядю, мистер Одли, то я сразу же могу вас успокоить. Нет ни малейшего повода для беспокойства. Если бы его болезнь была серьезной, я бы немедленно телеграфировал семейному врачу.