– Доказательства времени и места. Доказательство почерка. Когда Элен Толбойс покинула дом отца в Уайлденси, она оставила письмо, в котором писала, что устала от старой жизни, хотела найти новый дом и новую жизнь. Это письмо у меня.
– В самом деле?
– Сказать ли вам, на чей почерк похожа рука Элен Толбойс так сильно, что самый опытный эксперт не найдет меж ними различий?
– Сходство почерков двух женщин самая обычная вещь в наше время, – беззаботно ответила госпожа. – Я могла бы вам показать письма полудюжины моих приятельниц и заставить вас найти какие-нибудь различия в них.
– Но что, если почерк необычен, имеет отличительные особенности, благодаря которым его можно узнать среди сотен других?
– Ну, в таком случае совпадение довольно любопытное, – ответила госпожа. – Но не более чем совпадение. Вы не можете отрицать факт смерти Элен Толбойс лишь на основании того, что ее почерк напоминает чей-то другой.
– Но если цепочка таких совпадений ведет к единственному заключению, – промолвил Роберт. – Элен Толбойс покинула дом отца, согласно ее собственному письму, потому что устала от старой жизни и хотела начать новую. Знаете, какой я делаю отсюда вывод?
Госпожа пожала плечами.
– Не имею ни малейшего представления, – ответила она. – И так как вы держите меня в этом мрачном месте уже почти полчаса, я прошу вас позволить мне уйти и переодеться к обеду.
– Нет, леди Одли, – ответил Роберт с холодной неумолимостью, так не свойственной ему и превратившей его совсем в другое существо – безжалостное воплощение правосудия, жестокое орудие возмездия, – нет, леди Одли, – повторил он, – я уже говорил вам, что женские уловки не помогут вам, вызов вам не к лицу. Я был с вами честен и открыто предупредил вас. Я косвенно намекнул на опасность еще два месяца назад.
– Что вы имеете в виду? – неожиданно спросила госпожа.
– Вы решили пренебречь моим предупреждением, леди Одли, – продолжал Роберт, – и пришло время, когда я должен говорить с вами прямо. Неужели вы думаете, что то, чем наградила вас природа, спасет от возмездия? Нет, госпожа, ваши юность и красота, грация и изящество делают вашу ужасную тайну еще более ужасной. Уликам против вас недостает лишь одного звена, чтобы осудить вас, и оно будет добавлено. Элен Толбойс больше не вернулась в дом своего отца. Когда она покинула своего бедного старого отца и его убогий кров, она заявила, что порывает с прежней жизнью. Что люди обычно делают, когда хотят начать новую жизнь, пойти по новому кругу в этой гонке жизни, освободиться от пут, связывавших их по рукам и ногам в первой попытке? Они
– Вы сумасшедший, мистер Одли, – закричала госпожа. – Вы сумасшедший, и мой муж защитит меня от вашей дерзости. Ну и что из того, что Элен Толбойс убежала из дома в один день, а я вступила в дом моей работодательницы на следующий? Что это доказывает?
– Само по себе очень мало, – ответил мистер Одли, – но с помощью других улик…
– Каких улик?
– Два ярлыка, наклеенные один на другой на коробке, оставленной вами у миссис Винсент: на верхнем стоит имя мисс Грэхем, а на нижнем – миссис Джордж Толбойс.
Госпожа погрузилась в молчание. В сумерках мистер Одли не видел ее лица, но он заметил, как две маленькие ручки конвульсивно прижались к сердцу, и он понял, что выстрел достиг цели.
«Боже, помоги этому бедному несчастному созданию, – подумал он. – Теперь она знает, что пропала. Интересно, чувствуют ли судьи то же, что и я сейчас, когда они надевают свои мантии и приговаривают к смерти какого-нибудь дрожащего от страха беднягу, не сделавшего им зла. Испытывают ли они благородное негодование или ту же боль, страдание, терзающие меня, пока я разговариваю с этой несчастной женщиной?».
Он шел рядом с ней в молчании. Они прогуливались вдоль темной аллеи, но теперь приближались к кустарнику в конце ее, где среди порослей колючек укрылся полуразвалившийся старый колодец.
Петляющая тропинка, заросшая сорными травами, вела к этому колодцу. Роберт вышел из аллеи и свернул на эту дорожку. В кустарнике было светлее, чем в аллее, а мистер Одли хотел увидеть лицо госпожи.
Он молчал, пока они не добрались до травы, бурно росшей возле колодца. Толстая кирпичная кладка местами обвалилась, куски ее валялись тут и там среди травы и вереска. Тяжелые подпорки, поддерживавшие деревянный сруб были на месте, но железное колесо отвалилось и лежало в нескольких шагах от колодца, проржавевшее и заброшенное.