Тайна масонской ложи

Тревелесу пришлось немного подождать, пока придворные, сопровождавшие каких-то людей на аудиенцию к монаршей чете во дворец Ла-Гранха, не пересекли центральный внутренний двор. Затем он направился к входной двери. Войдя в здание, он повернул в восточное крыло, где находились личные апартаменты королевского исповедника отца Раваго, который, конечно же, еще даже и не подозревал, какие печальные известия намеревался сообщить ему алькальд.

Тяжелый характер королевского исповедника был хорошо известен тем, кто так или иначе сталкивался с этим человеком, и редко какой его разговор с кем-либо из чиновников не заканчивался на повышенных тонах. Как правило, это происходило, когда он видел явное равнодушие человека к поручению, которое ему дали, или же сталкивался с крайне неэффективной работой некоторых служащих, получивших свои должности благодаря кумовству, процветавшему в среде высокопоставленных государственных деятелей.

Раваго не считал, что Тревелес относится ко второй из вышеупомянутых категорий чиновников, потому что ему было известно трудолюбие алькальда. Тем не менее он не один раз упрекал Тревелеса за его недостаточную суровость по отношению к правонарушителям в делах, так или иначе касающихся инквизиции, тем более что соответствующие жалобы поступали к Раваго прямо из канцелярии инквизиции.

Ожидая, когда ему позволят пройти к Раваго, Тревелес рассматривал картину «Дева Мария» художника Риверы, висевшую на одной из стен прихожей, а заодно размышлял над тем, в какой форме ему лучше сообщить печальное известие, и перебирал в уме ответы, которые он предполагал дать на заранее известные ему вопросы Раваго.

— Отец Раваго ждет вас в своем кабинете, — сказал юный каноник, взял у Тревелеса его плащ и жестом пригласил войти.

— Вы по какому делу? — сухо спросил иезуит. — Говорите быстро, потому что у меня нет возможности потратить на вас целый день.

Старый исповедник даже не оторвал взгляда от документов, которые читал. Он, похоже, был в плохом расположении духа, а потому Хоакин решил изменить ранее выбранную им тактику: он не стал ходить вокруг да около, морально готовя Раваго к ужасной новости, а одной фразой изложил суть происшедшего.

— Сегодня ночью был убит глава иезуитов отец Кастро.

Эти слова так сильно подействовали на Раваго, что он переменился в лице.

— Упаси Господь! — Раваго три раза осенил себя крестным знамением. — Вот так известие вы мне принесли! — Он схватился трясущимися руками за свою жиденькую шевелюру, как бы пытаясь обрести силу с помощью тех немногих волос, которые у него еще остались.

— Сегодня рано утром был обнаружен труп под одним из мостов через реку Мансанарес. Поначалу мы не могли установить личность погибшего ввиду множественных повреждений трупа, однако впоследствии мне удалось выяснить, что это отец Игнасио Кастро.

— Боже милосердный! А вы уверены, что это именно он?

Раваго прекрасно знал, с какой щепетильностью алькальд Тревелес относится к своей работе, однако все-таки задал этот вопрос в надежде на то, что на этот раз алькальд мог ошибиться.

— Абсолютно уверен. И мне очень жаль, что так случилось, поверьте мне. Я установил, что отца Кастро со вчерашнего вечера не видели в Монашеском доме. Более того, мы обнаружили на трупе вот это распятие. — Тревелес показал Раваго найденное распятие, однако тот никак на это не отреагировал, поскольку никогда его раньше не видел. — Секретарь отца Кастро подтвердил, что распятие принадлежало его начальнику.

— Это ужасное событие для всех нас, точнее говоря, ужаснейшее событие, последствия которого трудно даже предугадать. — Старческие руки Раваго нервно дрожали. — У вас есть подозрения насчет того, кто мог совершить это преступление?

— В данный момент, к сожалению, нет, потому что нет ни свидетелей, ни улик, которые позволили бы подозревать какого-то конкретного человека. Мне всего лишь известно, что вчера отец Кастро получил записку, содержание которой, как он сказал своему секретарю, очень бы обрадовало вас. Да, он говорил именно о вас. К сожалению, мы не смогли найти эту записку, и я склонен полагать, что он взял ее с собой и напавший на него человек забрал записку, а затем устроил резню.

— Что вы имеете в виду? — В глазах Раваго светился страх.

Тревелес, тем не менее, без колебаний решил описать самые жуткие подробности.

— Ему изуродовали лицо, а еще вырезали огромное отверстие в груди, сломав при этом ребра, чтобы варварски вырвать его сердце. Мы пока еще не знаем, произошло ли это уже после его смерти или же как раз и явилось причиной смерти. Необходимо дождаться результатов вскрытия.

— Изуродовали и вырезали отверстие! — Раваго был потрясен так сильно, что, казалось, испытывал даже физическую боль. — Вам не кажется, что действия, о которых вы мне рассказываете, чем-то напоминают некий сатанинский ритуал?