Тайна моего двойника

– Можно, – сказала я твердо и, чмокнув Жюстин, вышла за дверь.

Ах, как бы мне самой хотелось в это верить!..

Выйдя от Жюстин, мы уселись на первую попавшуюся скамейку. Я вытащила сигареты. Джонатан молча следил за мной. Мне никак не удавалось прикурить, ледяной ветер пронизывал нас насквозь. Моя московская шубка – подарок Игоря – меня отлично защищала, но Джонатан носил до неприличия легкую куртку, и, хотя мне никогда не приходилось видеть его замерзшим, с некрасивым покрасневшим носом, я сказала ему – ладно, пойдем, холодно, здесь не лучшее место для страданий…

– Если ты беспокоишься обо мне, то не стоит, – ответил он и вытащил из кармана зажигалку «Зиппо» – самую подходящую из всех возможных зажигалок для прикуривания на ветру. Удивительная предусмотрительность, ведь он не курит…

Я затянулась, размышляя. Впрочем, «размышляя» – это неудачно сказано… Вряд ли я сумею найти слова, которыми можно было бы выразить мои ощущения. Я была ошарашена… нет, больше – я была подавлена… нет, – я была просто раздавлена, как бетонной стеной, свалившимся на меня откровением. Шерил – не дочь Вирджини! Но чья же? Моей мамы? А как же мама? Неужели обманула меня?

– Джонатан, – сказала я жалобно, – ты что-нибудь понял?

– Да… Кое-что.

– Моя мама – это наша с Шерил мать?

Джонатан искоса поглядел на меня.

– Или у вас другая мать, а твоя тебя удочерила…

– Пойми, этого не может быть! Мама не могла меня обмануть! Я ведь ее прямо спросила, не удочерила ли она меня! И она сказала – нет. И что я родилась у нее одна-единственная…

Меня била нервная дрожь, сигарета едва держалась в скрюченных пальцах, мне было холодно и плохо. Я захлюпала носом.

Джонатан пошарил в кармане и вытащил оттуда пачку бумажных носовых платков.

– Хочешь, поедем ко мне?

– Хочу, – ответила я.

Не задавая лишних вопросов, Джонатан наполнил ванну горячей водой, развел в ней пену, дал мне в руки халат и подтолкнул меня к дверям ванной. Я вяло разделась. На меня, после пережитого потрясения, навалилась апатия и какое-то физическое онемение. Двигаясь как во сне, я сбросила свою одежду на пол и залезла в душистую воду, покрытую розовой пеной, погрузившись в нее до носа. Пристроив душ в коленях, я лежала, ни о чем не думая.

Неожиданно до меня донесся голос Джонатана, который что-то говорил. Я не разбирала слов, но мне не хотелось ему отвечать, мне ничего не хотелось. Он все продолжал говорить, и я наконец пробормотала: «Не слышу… Я тебя не слышу, Джонатан…» Спустя несколько минут дверь в ванную открылась – я ее, наверное, не заперла, – и на пороге появился Джонатан.

– Ты что-то сказала?

– Что я тебя не слышу.

– А я тебе ничего не говорил.

– Но я слышала твой голос, – вяло возразила я.

– Я звонил. В ресторан.

– Я не хочу никуда идти.

– Я так и подумал, – кивнул он и присел на край ванны. – Поэтому я заказал еду домой. Сегодня ведь Сочельник, ты забыла? Ты любишь индейку?

Конечно, забыла, ведь я не привыкла его справлять двадцать четвертого декабря. А вот, оказывается, сегодня праздник, и надо его праздновать, как все люди, – радостно и легко. Да только где же мне взять радости и легкости, когда меня дважды чуть не убили, когда Шерил лежит в коме, когда Игорь пропал!

– Я все люблю…

Я снова заревела.

Джонатан поболтал рукой в воде, легонько наплескивая на меня пену. Затем снял с моих колен душ и полил мне на лицо, смывая слезы. Наклонившись ко мне, он осторожно поцеловал меня в мокрый нос, оторвался, посмотрел мне в глаза и снова наклонился, и снова поцеловал меня в нос, замешкавшись немного… «Сейчас поцелует в губы», – подумала я и закрыла глаза. Мне это было не неприятно, но и не приятно – мне было все равно, мне было не до этого…

Ничего, однако, не произошло. Я открыла глаза и увидела, что он улыбается, глядя на меня.

– Не стоит так долго сидеть в горячей воде, – сказал он, вставая с борта ванны. – Может упасть давление.

С этими словами он направился к двери.

Но не открыл ее, а снял с крючка махровую варежку и вернулся ко мне. Намочив ее, он налил на нее гель и стал меня мыть нежными, осторожными движениями. Тело мое было погружено в воду, и он кружил варежкой по моим плечам, шее… Я снова закрыла глаза. Мне стало удивительно хорошо, и это «хорошо» на фоне только что пережитого потрясения было особенно сильным, всеобъемлющим – это было блаженство.

– Ты спишь, что ли? Встань-ка!

Я послушно поднялась, безразлично подумав о том, что я голая. Клочья тугой пены застряли на моих сосках, затем, повисев немного, поползли по моему животу. Джонатан стянул с себя свой любимый темно-синий свитер с большим отложным воротником на «молнии» – такие тут называются «водитель грузовика» – и остался в джинсах и футболке. Его варежка заскользила по моему телу. Он смотрел прямо перед собой, ровно на то место, по которому в данный момент плясала махровая рукавица, внимательно и сосредоточенно растирая мою кожу, которая розовела от этого массажа.

– Подними руки.