Я сказала: «Джордж, ты слышишь? „И не могут доказать то, в чем теперь обвиняют меня“. Это значит, что тебе ничего не грозит. Тебе ничего не грозит. Теперь вставай. Вставай, иди ложись в постель и спи».
Он не мог этого сделать сам, так что я все сделала за него. Я тянула и дергала его, пока он не встал, а потом перетащила через всю комнату к кровати – не к его кровати в углу, а к большой – и посадила на нее, а потом заставила лечь. Я ворочала его туда и сюда и раздела до рубашки. У него стучали зубы, и я боялась, что это лихорадка или простуда. Я нагрела утюги, завернула их в тряпки и положила по одному с каждой стороны, прямо к коже. У нас в доме не было ни виски, ни бренди, только мятный чай. Я добавила туда сахару и заставила его выпить с ложки. Я своими руками растерла ему ступни, потом руки и ноги, намочила в горячей воде тряпки, отжала их и положила ему на живот и сердце. Все это время я говорила с ним уже другим голосом, мягче, и уговаривала его заснуть, чтобы, когда проснется, у него в голове прояснилось и все ужасы ушли прочь.
На него упал сук. Ты же сам мне сказал. Я прямо вижу, как он падает. Несется вниз так быстро, что сливается в одну полосу, и маленькие веточки, и треск, и все так быстро – едва ли не быстрей ружейного выстрела, и ты спрашиваешь: «Что такое?» – а сук ударяет его прямо по голове, и вот он мертвый.
Когда он уснул, я легла на кровать рядом с ним. Я сняла платье и посмотрела на черно-синие следы у себя на руках. Потом задрала юбку, чтобы посмотреть, не сошли ли еще другие синяки, высоко на бедрах. Еще не сошли. Тыльная сторона ладони у меня тоже была вся черная в том месте, где я закусывала ее зубами.
После того как я легла, ничего плохого не случилось. Я не спала всю ночь, прислушивалась к его дыханию и трогала его, проверяя, теплый ли. Как только забрезжило утро, я встала и развела огонь. Заслышав меня, он проснулся, и ему уже было лучше.
Он не забыл, что случилось, но говорил об этом так, словно все хорошо. Он сказал, что нам надо помолиться и почитать что-нибудь из Библии. Он открыл дверь – за ней намело большой сугроб, но небо вроде бы прояснело. Это был последний снегопад той зимы.
Мы вышли на улицу и сказали «Отче наш». Потом он спросил, где Библия. Почему она не на полке? Когда я принесла ее от очага, он спросил, как она там оказалась. Я не стала ему ни о чем напоминать. Он не знал, что читать, и я выбрала псалом 130, который нам давали учить в Доме. «Господи, не возвысилось сердце мое, и не превознеслись очи мои… я не смиренномудрствовал, но возвысил душу мою, как отнятое от груди дитя на мать свою…» Он прочитал псалом. Потом сказал, что разгребет тропинку в снегу и пойдет скажет Трисам. Я сказала, что сготовлю ему поесть. Он пошел грести снег, и я ждала, что он устанет и придет поесть, но он не пришел. Он греб и греб, разгреб длинную тропу и скрылся из виду и не вернулся. Вернулся, только когда стемнело, и сказал, что уже поел. Я спросила, сказал ли он Трисам про дерево. И тут он первый раз поглядел на меня нехорошо. Точно таким же нехорошим взглядом, бывало, смотрел на меня его брат. Я больше ни слова ему не сказала про то, что случилось, и даже не намекала на это. И он мне ни слова не сказал – но мне снилось по ночам, что он приходит и говорит мне всякое. Но я всегда точно знала, где сны, а где явь, и наяву дело ограничивалось нехорошими взглядами.
Пришла миссис Трис и стала уговаривать меня жить у них, так же как Джордж у них живет. Она сказала, что я могу и есть, и спать там – у них достаточно кроватей. Но я не пошла. Они думали, я не иду от горя, но на самом деле я не пошла, чтобы кто-нибудь не увидел моих синяков, и еще они стали бы ждать, что я буду плакать. Я сказала, что мне не страшно одной.
Почти каждую ночь мне снилось, что кто-нибудь из них гоняется за мной с топором. Либо он, либо Джордж, один из двух. А иногда не с топором, а с большим камнем, занесенным обеими руками, – кто-нибудь из них поджидал меня за дверью с этим камнем. Сны посылаются нам в предостережение.
Я не осталась в доме, где он мог меня найти, и когда перестала спать в доме и начала спать под открытым небом, сон стал приходить реже. Очень скоро установилась теплая погода и появились мухи и комары, но они меня не беспокоили. Я видела их укусы, но не чувствовала – это был еще один знак, что снаружи я защищена. Я пряталась, когда слышала, что кто-нибудь идет. Я ела ягоды, и синие, и красные, и Господь хранил меня от ядовитых.
Через некоторое время я начала видеть другой сон. Мне снилось, что Джордж пришел и говорит со мной и глядит на меня все тем же нехорошим взглядом, но притворяется добрым. Он все время приходил ко мне в сны и все время меня обманывал. Уже начинало холодать, и я не хотела возвращаться в хижину, но по утрам выпадала сильная холодная роса, и если я спала в траве, то просыпалась вся мокрая. Я пошла и открыла Библию, чтобы получить совет.