Тайна, не скрытая никем

Когда Энни была в хорошем настроении, она играла с нами в «спрячь наперсток». Но иногда она была сердита и колола нас булавками, подшивая подолы, если мы слишком быстро поворачивались или слишком рано переставали вертеться. По словам Энни, она знала место, где можно достать особенные кирпичи: если положить такой кирпич на голову ребенку, он перестанет расти. Энни терпеть не могла шить свадебные платья (на меня ей так и не довелось его сшить!) и была невысокого мнения обо всех мужчинах, за которых вышли замуж мои сестры. Она ненавидела жениха Долли – до такой степени, что специально ошиблась с рукавами, их пришлось выпарывать из лифа, и Долли плакала. Зато Энни сшила мне и сестрам великолепные бальные платья, когда в Уэлли приезжали генерал-губернатор Минто с супругой.

Что до самой Энни, то иногда она говорила, что была замужем, а иногда – что нет. Она рассказывала, что в Дом приехал мужчина, и всех девушек провели парадом мимо него, и он сказал: «Я возьму вот эту, с угольно-черными волосами». То была старуха Энни, но она отказалась с ним поехать, хоть он и был богатый и прикатил в карете. Совсем как Золушка, только конец другой. Еще Энни рассказывала, что ее мужа убил медведь и это было в лесу, а мой дедушка убил медведя, завернул Энни в его шкуру и увез из острога к себе домой.

Моя мать, бывало, говорила: «Девочки, девочки, не заводите старуху Энни. И не верьте ни одному ее слову».

Я так пространно рассказываю про нашу тогдашнюю жизнь, потому что Вы сказали, что Вас интересует «картина эпохи». Я, как и большинство моих ровесников, забываю купить молока, зато абсолютно точно помню, какого цвета было пальто, которое я носила в восемь лет.

И вот, когда у меня появился «стэнли», старуха Энни попросила ее покатать. Но оказалось, что она задумала целое путешествие. Это меня удивило, поскольку она никогда не любила ездить, отказалась поехать с нами на Ниагарский водопад и даже не желала прогуляться в порт посмотреть на фейерверки в День Канады. И еще она боялась автомобилей и не доверяла моим шоферским талантам. Но больше всего меня удивило, что у нее обнаружились знакомцы, которых она хотела навестить. Она хотела поехать в Карстэрс и там повидаться с семьей по фамилии Херрон, – по ее словам, они приходились ей родней. Она никогда не получала писем от этих людей, и они ни разу не приехали ее навестить, а когда я спросила, написала ли она им и попросила ли разрешения их проведать, она ответила: «Я неграмотная». Это была такая неправда, что даже смешно: Энни вечно писала кухарке записочки, а мне – длинные списки вещей, которые следовало купить на главной площади нашего городка или в большом городе. «Галун», «бортовка», «тафта» – она прекрасно знала, как пишутся эти слова.

– И вообще, незачем их предупреждать заранее, – сказала она. – В деревне все по-другому.

Ну что ж, я любила далеко ездить на своем «паровозе». Я водила машину с пятнадцати лет, но это был мой первый собственный автомобиль и, вероятно, первый паровой автомобиль в округе Гурон. Когда он ехал по улице, все бежали посмотреть. И он не грохотал, не кашлял и не лязгал, в отличие от других автомобилей, а катился плавно и тихо – очень похоже на то, как корабль под всеми парусами скользит по глади озера. И еще он не загрязнял воздух зловонным дымом, а только выпускал хвост белого пара. В Бостоне паровые автомобили «стэнли» были запрещены, так как выходящий из них пар заволакивал город туманом. Я всегда с огромным удовольствием сообщала людям, что когда-то водила автомобиль, запрещенный в Бостоне!

Мы пустились в путь в воскресенье, ранним утром, это было в июне. Чтобы развести пары в машине, мне понадобилось минут двадцать пять, и все это время Энни сидела впереди рядом с водительским местом – прямо и неподвижно, будто автомобиль уже мчался по дороге. На нас обеих были автомобильные вуали и длинные пыльники, но под пыльником у старухи Энни было надето шелковое платье цвета сливы. Кстати сказать, оно было переделано из платья, которое сама Энни сшила моей бабушке; бабушка в нем побывала на приеме, где в числе гостей был принц Уэльский.

Мой «стэнли» летел по шоссе, как ангел. Он мог делать пятьдесят миль в час – тогда это была огромная скорость, – но я его не заставляла. Я не хотела пугать старуху Энни. Когда мы выезжали, все люди еще были в церкви, но потом дороги заполнились лошадьми с двуколками – это прихожане ехали со службы домой. Я объезжала их сторонкой, вежливо, как учитель танцев. Но оказалось, что старухе Энни была чужда такая кротость: она все время говорила «Подави-ка», имея в виду автомобильный гудок: в моем автомобиле, чтобы погудеть, надо было сдавить резиновую грушу, которая торчала со стороны шофера под щитком от грязи.