Две женщины в зеленых туниках вбежали в комнату. Одна тут же стала набирать в шприц прозрачную жидкость из ампулы. Летиция знала, что уколы магнезии болезненны. Но она не почувствовала боли, лишь комната опрокинулась набок, а перед глазами проплыли низкая глинобитная ограда, беленая стена дома и дерево с кривыми ветвями, почти лишенное листвы, усыпанное сиреневыми цветами. Солнце вставало. И вдруг не стало ни домика, ни дерева, ни ограды — ослепительная вспышка, и все исчезло. Запоздало Летиция вскинула руки, но ничего не смогла ухватить — пальцы вцепились в спинку кровати. Видение сулило что-то страшное. Но что — нельзя было понять.
С отрогов гор они смотрели на лежащий к югу город, взятый в кольцо осады. Серебром извивался Джаг-Джаг, вырываясь из горного ущелья. Горные хребты с отвесными склонами и платообразными гребнями образовывали ярусы огромного природного театра. Юний Вер и его бессмертная когорта смотрели на Нисибис — сцену многодневного спектакля.
— Мы отправимся в город, — сказал кто-то из бес смертных бойцов. — Мы хотим воевать.
— Неужели? Когда-то вы решили умереть, чтобы не идти на фронт. И вот спустя двадцать лет вы, бессмертные, хотите взяться за дело, которое прежде повергало вас в ужас. Надо было размышлять двадцать лет, чтобы решить дилемму в пользу войны?
— Мы решаем не в пользу войны, — отозвался Тиберий Деций, тот, кто был когда-то братом Элия. Они очень схожи. Но от Тиберия остался лишь бледный абрис, во второй контур жизнь куда ярче вписала образ младшего брата. — Мы — бессмертные, и потому все решаем иначе.
— Да, человек выбирает что-то одно, у него мало времени и ему все время приходится оберегать свою жизнь, — подал голос Луций Проб. — Человек торопится, бежит и несет в руках стеклянную чашу. Упадет — разобьет. Жизнь кончится, прекратится бег. Наша же чаша из злата. Мы роняем ее, поднимаем и продолжаем бежать. У нас нет дилеммы или-или. Мы вмещаем все.
Юний Вер смотрел на него, и казалось — видит он не Луция, а сына его Марка, центуриона-следователя. То же чистое лицо, та же тонкая прорезь рта. Живой Марк — стекло, мертвый Луций — злато. Странные образы… Домыслы «Нереиды» кажутся правдоподобными лишь на фоне бессмертия «Нереиды». Ложный фон, созданный ложным освещением. Красный отсвет на синем исчезнет вместе с лучами рассвета.
— Мы вернулись ради высокой цели, — сказал Тиберий Деций. — Я уверен в этом. Пока предназначение скрыто от нас. Но вскоре мы узнаем, что нам было предначертано Фортуной.
— Вы бесплотны и не в силах никого поразить мечом или нажать на курок, — напомнил Вер.
— Мы создадим себе тела. Так, как это делали гении. Разве в мире мало атомов, чтобы создать из них плоть для души?
— Тела создать можно, — согласился Вер. — Но, обретя тела, вы станете смертны.
— Смерть? Лишь временный плен, пока плоть не разложится и мы вновь не обретем свободу. — Проб говорил обо всем легко. Будучи бессмертным, легко думать о смерти. Но Вер почему-то не ощущал той же легкости.
— Хорошо, идите. Но вам придется принять облик аборигенов. Римляне слишком хорошо знают друг друга в лицо. Вы можете выдать себя за беженцев.
— А ты? — спросил Тиберий Деций.
— А у меня другой противник. И вам он не по зубам.
— Я останусь, — сказала Юния Вер. — Ведь кто-то должен остаться подле тебя, сынок.
Он видел ее точно такой же, как в вечер прощания, какой ее запомнил четырехлетний Вер. Все то время, пока легионеры спали в колодце, а он странствовал, пытаясь отыскать смысл своей жизни и жизни всего мира, они ждали его в ледяном безмолвии. Теперь они сделались ровесниками, хотя по годам годились Веру в отцы. И вот они вновь должны расстаться. И он позволит им уйти.
Глава 11
Игры варваров
(окончание)