Тайна «Нереиды»

— Я то же самое хотел предложить сенату… До рассвета еще далеко, непроглядная тьма за окном. А беседа все длится и длится. И каждая фраза гения звучит эхом собственных мыслей.

Элий в эту ночь почти не спал. Вечером лег в постель. И даже прикрыл глаза. Но заснуть мог лишь на минуту — неясные дальние звуки тревожили его и прогоняли сон. Элий встал и вышел в атрий. Мраморная Психея держала матовый светильник в руке. Эрот, на полголовы ниже своей возлюбленной, обнимал ее за талию. Элий расхаживал по атрию. Тревога все возрастала…

И вот уже наяву Цезарь услышал шум — еще вдалеке — отдаленный гул моторов. Ночной город тревожно вздрагивал от этих звуков. Рокот нарастал, накатывал морским прибоем. Ночную тьму прорезали огни фар, и к резиденции Цезаря подкатывали одно за другим роскошные авто. Преторианцы, заранее предупрежденные, пропускали ночных гостей. Квинт вошел в атрий. А за ним — гладиаторы. Вся центурия в полном составе. Знакомые лица: Авреол, Красавчик, Кусака… Клодии нет. Но Элий и не ожидал увидеть Клодию.

— Ни одно клеймо не сгорело на алтаре, — сказал Красавчик за всех. — Что ж такое получается? А? Неужто завтра ни одно желание не исполнится?!

— А ты не догадывался, что так и будет?

Красавчик пожал плечами.

— Мое дело сражаться… Но за такие фокусы надо убивать. — Он не уточнил — кого.

— Всемогущие боги нас больше не слышат! — Авреол патетически вскинул руки. — Гибель грозит дивнослаженной мира громаде![31] Утром все мы проснемся в новом неведомом мире. Что мы скажем людям?

— Скажем, что лавочка закрылась, — неожиданно встрял в разговор Квинт.

Однако, встретившись глазами с Цезарем, поспешно ретировался за мраморный светильник.

— Зачем тогда игры? — спросил Кусака. «А зачем тогда мы?» — спросил кто-то. Или только подумал? А Цезарь угадал.

«А Рим зачем?» — ответил Элий так же мысленно. И такая тоска его охватила, такая пустота под ребрами…

— Надо ехать к Руфину, — предложил Красавчик.

— Выслушаем, что скажет Цезарь. Он — бывший гладиатор, — возразил Красавчик.

— Императорский совет принял решение выплатить страховку и денежные премии, — голос Элия звучал глухо. — Этот вопрос был решен заранее.

Тишина. Такая тишина, что закладывает уши. Даже дыхания не слышно.

— Моя мать умирает… я хотел взять клеймо… — донесся сзади, от самых дверей молодой растерянный голос.

— И все?.. Цезарь, это все?! — Красавчик растерянно обвел взглядом товарищей. Все отворачивались, прятали глаза. — Мир, получается, рухнул…

— А что еще могут сделать люди, когда боги отказываются им помогать? — зачем-то выкрикнул Квинт, высунувшись из-под локотка мраморной Психеи.

Элий молчал.

«Исполни желания, мой гладиатор! Сначала — хорошие, дурные — потом…»

Клодия поднялась на деревянный помост таверны, отобрала у барда испанскую кифару и, ударив по струнам, пропела вновь куплет. Желания ей мнились псами, бегущими по следу. Они разрывали людей на куски — буквально.

— Кто-нибудь что-нибудь понимает? Я лично нет. — Она вернула барду кифару и сошла в зал. Запоздалая, сильно пьяная публика аплодировала ей с жаром.

Клодия похлопала в ответ.

— Прошу всех завтра на арену. Вместо меня. А я… удаляюсь… Прощальный визит… последний бой… Я возвращаюсь в Рим, к моим друзьям, им так грустно без меня… — Она всхлипнула и смахнула ладонью пьяную слезу.

— Мой кот! Кто видел моего котика? — жалобно закричал толстенький человечек в коротенькой ночной тунике, протискиваясь среди посетителей. — Его похитили… двое мальчишек… двое противных мальчишек… Вот след… — Человек опустился на колени на истертый мозаичный пол. — Видите! Кровь и платина… след… я вижу… мой котик… мой гений…

Хозяин, привыкший к этому спектаклю, поставил перед толстяком миску с молоком. Человек вылакал молоко, вылизал миску. Потом лизнул запястье и принялся «умываться» за ухом, как сытый кот. Посетители смотрели на человека, переговаривались, шутили. Многие находили спектакль забавным. «Умывшись», человек улегся в углу на коврик, свернулся клубком и заурчал, как положено урчать коту после обеда.

— Он сам стал своим гением, — шепнул кто-то. — Мне бы так…

Клодия уселась за столик. Деревянное кресло напротив занял незнакомец. Странный посетитель, прозрачный. Сквозь его голову и плечи можно было различить стену таверны с замазанными жидкими белилами предвыборными надписями.

— Ты несчастна? — спросил Прозрачный и подлил в чашу Клодии вина.

— Хочется кого-нибудь убить, — процедила сквозь зубы гладиаторша и, опрокинув чашу, призналась: — Я схожу с ума.

— До сумасшествия тебе еще далеко. Или я ничего не понимаю в сумасшедших, — хихикнул Прозрачный. При этом изо рта его вылетело облачко голубоватого пара. Коснулось губ Клодии. Ей вдруг стало беспричинно весело. Но лишь на мгновение. А потом — тошнее прежнего.

— В предыдущей жизни мы были счастливы. Я и он… — зашептала Клодия в прозрачное ухо собеседника. — Мы любили друг друга. А теперь разлучены. Он не обращает на меня внимания. Он — Цезарь… А я никто. Я для него только друг… Но почему?!. Скажи… в новой жизни мы вновь будем вместе… скажи… ты знаешь…