Тайна семи циферблатов

– Вот видишь, именно об этом я и говорю, – триумфально воскликнул лорд Кейтерхэм. – Как это все непредусмотрительно. В наши дни о предусмотрительности совсем забыли.

– Впрочем, это мне безразлично, – мужественно проговорила Бандл. – Какая мне разница?

– А меня смутило бы, – проговорил ее отец. – И даже очень смутило. Мне снилось бы всякое, сама знаешь – призрачные руки, звон цепей…

– Да ну тебя, – ответила Бандл. – Внучатая тетка Луиза умерла как раз на твоей постели. И я что-то не помню, чтобы ты просыпался, увидев над собой ее призрак.

– Знаешь, иногда вижу. – Лорд Кейтерхэм поежился. – Особенно после омара на ужин.

– Ну, слава богу, я не суеверна, – бодро объявила Бандл.

Однако вечером, сидя перед камином в своей спальне, худенькая, в пижаме, она обнаружила, что мысли ее то и дело обращаются к этому приветливому молодому бездельнику – Джерри Уэйду. Невозможно было поверить в то, что он, столь полный радости бытия, совершил преднамеренное самоубийство.

Нет, ответ здесь должен быть другим. Джерри принял снотворное – по чистой случайности в чрезмерной дозе. Такое было возможно. Ей и в голову не могло прийти, что Уэйд мог оказаться чрезмерно обремененным какими бы то ни было интеллектуальными соображениями.

Взгляд Бандл обратился к каминной доске, и она принялась раздумывать над историей с часами. Ее служанка была переполнена подробностями, полученными от второй служанки. И она поведала Бандл подробность, которую Тредвелл, очевидно, счел недостойной слуха лорда Кейтерхэма, однако пробудившую любопытство в душе его дочери.

Семь будильников аккуратно выстроились на каминной доске; сочтенный лишним восьмой нашелся на лужайке у дома, куда его, очевидно, выбросили из окна.

Бандл задумалась над целью этого поступка, казавшегося ей необычайно бессмысленным. Она могла представить себе, что одна из служанок вдруг решила навести некий порядок среди часов, однако потом, испугавшись начавшихся расспросов, стала отрицать это. Но, конечно же, ни одна служанка не стала бы выбрасывать часы из окна в сад.

Быть может, это сделал сам Джерри Уэйд, когда первый громкий звонок разбудил его? Но нет, и это оказывалось невозможным: Бандл вспомнила, что смерть последовала в ранние часы утра, а перед этим он уже достаточно долго находился в коматозном состоянии.

Бандл нахмурилась. Эта история с часами действительно выглядела любопытно. Придется связаться с Биллом Эверсли. Она знала, что Билл присутствовал в доме во время трагедии.

Думать – значит действовать: таков был ее обычай. Бандл встала и подошла к письменному столу, инкрустированному, с откатывающейся назад крышкой. Затем села, придвинула к себе листок бумаги и написала:

Дорогой Билл,

На этом она остановилась, чтобы выдвинуть нижнюю часть стола. Как это часто случалась, дерево заело в пазах на половине пути. Бандл нетерпеливо потянула, однако ящик не сдвинулся с места. Она вспомнила, что в предыдущем случае в паз забился какой-то конверт, мешавший движению, взяла в руку тонкий нож для бумаг и просунула его в узкую щель. Ей повезло: наружу показался белый уголок. Бандл ухватилась за него и потянула.

В ее руке оказался первый, чуть мятый лист бумаги.

Внимание ее сразу привлекла дата… крупная и заметная, так и рвущаяся с бумаги. «Сентябрь, 21».

– Двадцать первое сентября, – неторопливо проговорила Бандл. – Но это же…

Она остановилась. Действительно, сомневаться не приходилось. Джерри Уэйда нашли мертвым утром двадцать второго числа. Тогда получалось, что это письмо он писал в тот самый, предшествовавший трагедии вечер.

Бандл разгладила листок и принялась читать. Письмо оказалось незаконченным.

Моя дорогая Лорен, я вернусь в среду. Чувствую себя чертовски хорошо и во всем доволен собой. Будет такой радостью увидеть тебя. И пожалуйста, забудь то, что я говорил тебе о деле Семи Циферблатов. Я полагал, что оно в той или иной степени окажется шуткой – однако оно не шутка; что угодно, только не шутка. Жаль, что я вообще рассказал тебе о нем – подобные дела не для таких девочек, как ты. Так что забудь о нем, ладно?

Я хотел сказать тебе что-то еще, однако меня так клонит в сон… глаза закрываются сами собой.

Кстати, о твоем Жулике; думаю…

На этом письмо закончилось.