Чего добивается миссис де Равель? На сей счет у меня имелись догадки. Она предостерегала Эрика: предостерегала всерьез. Если он вернется к ней и бросит Эльзу, она скажет мужу, что все время лишь играла роль (презрение, с каким она упоминала о нем в разыгранной сцене, явно показывало: она твердо верит, что способна внушить влюбленному болвану что угодно); если же нет, признается, что говорила правду.
И ей удалось запугать беднягу. Обычно красные щеки Эрика сейчас почти сравнялись бледностью со щеками Эльзы. Он снова и снова пытался прервать поток душераздирающих признаний – даже норовил перекричать ее. Все тщетно. Ни вымученная вспышка гнева, ни смиренная мольба (которую ему было очень трудно выдерживать в образе) не заставили ее умолкнуть. Когда же он в приступе вполне неподдельной паники хотел выбежать из комнаты, Сильвия просто повисла на нем, так что он и пошевелиться не мог. Если я еще и питал к Эрику мстительные чувства после происшествия в бассейне, то на эти мучительные десять минут они куда-то исчезли. Мне было его искренне жаль.
Прочие зрители разыгранного миссис де Равель представления испытывали то же самое. Арморель застыла у двери, точно статуя, приоткрыв рот; Этель закрыла лицо руками; о Поле и Эльзе я уже говорил. Только Джон, уважение к которому крепло во мне с каждой минутой, оставался внешне бесстрастен. Он время от времени тихо хлопал в ладоши и восклицал себе под нос: «Браво! Великолепно, Сильвия, великолепно! Так держать!»
Наконец все закончилось. Я чувствовал себя совершенно выжатым. Но после того, как Сильвия де Равель, хвала небесам, умолкла (и никогда я не приветствовал тишину столь искренне и восторженно), напряжение, спавшее было на несколько мгновений, взлетело еще выше: как-то поведет себя Поль? Я настороженно поглядывал на его руки, заметно дрожавшие на коленях, и готовился вмешаться, если он бросится на Эрика прямо тут, на месте, у всех на глазах. Я почти всерьез опасался, что так и произойдет. Несчастный был взведен до предела. Мы все смотрели на него с боязливой настороженностью – Эрик так и вовсе, едва ли не приняв оборонительную позу. Даже жена де Равеля, изнеможенно рухнувшая в кресло, поглядывала на него полуиспуганно, полувызывающе.
Он испустил дрожащий смешок.
– Силы небесные, Сильвия, зачем ты ушла со сцены? Клянусь, не знай я тебя, так и сам бы поверил, что ты это все всерьез. Ух! Да, задела за живое, старушка!
Де Равель вытер лоб платком. Руки у него по-прежнему дрожали.
Нет, ну вы верите? Тупица упорно отказывался слышать правду, когда ему кричали о ней прямо в уши! Неслыханная любовь к жене!
Бедная маленькая Эльза Верити! Она отважно пыталась улыбнуться, однако на лице ее застыл ужас разочарования. Мы с Этель переглянулись. Она кивнула и улыбнулась. Я понял. Цель ее была победоносно достигнута – а Поль де Равель так и не прозрел. Одного взгляда на Эльзу, на то, как несчастная малютка мучительно старалась не смотреть на Эрика, было достаточно, чтобы убедиться: ни о какой помолвке и речи идти не может.
Сердце (используя поэтическую метафору) пело в моей груди.
Дальше рассказывать не о чем. После того, как де Равель в очередной раз продемонстрировал свою непрошибаемую тупость, все происходящее мгновенно превратилось в фарс. Сцена объяснения ревнивого мужа между ним и Эриком стала, без сомнения, венцом комедийного духа. Лично я считал ее скорее венцом трагической иронии, но все это было уже совершенно не важно.
Оставалось разыграть еще одну, заключительную, сцену.
Едва комическая сценка с ревнивым мужем закончилась и началась общая беседа (возможно, отчасти сумбурная), мисс Верити поднялась на ноги. Я, стоявший на всякий случай рядом, заметил, что она покачнулась, и поспешил предложить руку. Эльза отказалась со слабой улыбкой.
– Тетя Этель, у меня что-то разболелась голова, – еле слышно сказала она. – Пожалуй, пойду полежу до ленча.
– Голова разболелась? – тут же встрял Эрик, уже совершенно воспрянувший духом. – Вот досада! Лучшее средство от головной боли – купание. Давай-ка, переоденься и поплаваем малость перед ленчем. Как раз времени хватит.
Я ждал
– Благодарю вас, – ответила крошка с жалобным достоинством. – Я лучше полежу.
И вышла из комнаты.
Эрик, само собой, увязался за ней, но меня это уже не волновало. Чары спали.
Была половина первого. Гости могли прибыть в любой миг, и у Этель хватило времени лишь радостно улыбнуться и кивнуть мне, прежде чем унестись навстречу долгу хорошей хозяйки. С тайной иронической улыбкой я наблюдал, как де Равель обнял жену за талию и увлек в сад – без сомнения, чтобы поздравить с великолепной игрой.
И тут я вдруг обнаружил, что Джон тоже куда-то пропал. Мы с Арморель остались в комнате наедине.
Почему внутри у меня вдруг все так и оборвалось, а во рту пересохло? Поистине, странно.
Однако, к моему облегчению, Арморель и не думала упоминать нашу недавнюю прогулку. Вытащив из серебряной шкатулки Джона сигарету, она с типичным для нее отсутствием грации бросилась в кресло.
– Уф! – выдохнула она.