Тайна семи звезд

На самом деле портрет был закончен заблаговременно, но сегодня придет комиссия из ЦК партии, чтобы полюбоваться им. Художнику предложено изобразить окончание работы. И вот он тоненькой кисточкой наносит на мочку уха Ильича последние штрихи в тот самый момент, когда в павильон один за другим входят члены комиссии.

– Здравствуйте, Вано Зурабович! – дружно приветствуют они выдающегося художника.

– Здравствуйте, товарищи! – художник поворачивается к входящим, и счастливая улыбка застывает на его лице.

– Как идет работа над портретом? – спрашивает глава комиссии, пожилой полный человек с большой блестящей лысиной, точь-в-точь как у Ильича. Он останавливается на почтительном расстоянии от стремянки, и ему приходится задирать голову при разговоре с художником.

– Заканчиваю, уважаемый Павел Александрович. Последние штрихи, – бодро отвечает художник, нанося мазок бежевой краской.

Затем проворно спускается со стремянки, вытирает правую руку о фартук и, продолжая в левой держать палитру и кисть, пожимает руку каждому члену комиссии.

– Здравствуйте, Павел Александрович! Приветствую, Вахтанг Гурамович! Добрый день, Русудан Иосифовна! Рад вас видеть, Леонид Петрович! С наступающим, Звиад Шалвович! Давно не виделись, Абрам Ильич!

Все утро он заучивал имена гостей и сейчас безошибочно называет их. Это производит впечатление:

– Какая у вас замечательная память! – говорит Русудан Иосифовна.

– Благодарю, – художник скромно опускает глаза.

– Ну что ж, – Павел Александрович похлопывает художника по плечу, – позвольте поздравить с завершением работы! Думаю, у товарищей не будет претензий к живописи? Всем нравится?

Все дружно одобрительно кивают.

– Выдающееся произведение искусства! Социалистический реализм высшей пробы! – восхищается Павел Александрович. – Как живой, правда ведь?

Все опять дружно кивают, а Звиад Шалвович говорит:

– И какая добрая, светлая улыбка у Ильича!

Тут Русудан Иосифовна спрашивает художника:

– Сколько же времени у вас заняла работа над таким грандиозным полотном?

– Три с половиной месяца.

– Но ведь вы работали не один?

– Конечно. Были помощники. Я нарисовал эскиз, потом написал портрет маслом в одну десятую размера, а потом его надо было увеличить. Но, как вы понимаете, это ручная работа, вовсе не механическая.

– Понимаю, понимаю.

– Ведь важно, чтобы сохранились все пропорции.

– Ну а, скажите… – начал было Звиад Шалвович, но Павел Александрович не дал ему задать вопрос:

– Товарищи, давайте поздравим Вано Зурабовича с очередным выдающимся достижением и пожелаем ему дальнейших успехов в труде!

Сказав это, Павел Александрович зааплодировал. Тотчас же вслед за ним захлопали в ладоши Вахтанг Гурамович, Русудан Иосифовна, Леонид Петрович, Звиад Шалвович и Абрам Ильич.

Потом все отправились в соседнюю комнату, где размещались многочисленные скульптурные изображения Ленина и других деятелей революции. Там был накрыт стол. Гостей ждала бутылка шампанского, были приготовлены бутерброды со шпротами и красной икрой, ломтиками нарезана докторская колбаса, стояли тарелки со свежими овощами и зеленью. Начали с шампанского, потом откуда-то появилась водка, а под конец принесли чачу. Разговор, начавшийся в павильоне на русском, здесь продолжился на грузинском.

Прощаясь с высокими гостями из ЦК, Вано Зурабович пожал каждому руку и снова, несмотря на принятую изрядную дозу алкоголя, безошибочно назвал каждого по имени-отчеству.

* * *

Утром первого мая в тбилисском храме Святой Троицы совершалась Литургия. Служил молодой иеромонах высокого роста с большими черными глазами и короткой бородой.

Была суббота Пасхальной недели, поэтому Литургия началась с многократного пения: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав».

Священник служил вдохновенно, энергично. Много раз в начале службы, взмахивая кадилом, восклицал, обращаясь к прихожанам:

– Христос воскресе!

Немногочисленные прихожане отвечали:

– Воистину!

Богослужение, как обычно, совершалось на грузинском языке. Трехголосный мужской хор пел стройно. Средний голос вел основную мелодию, верхний и нижний следовали за ним. Это древнее пение сохраняется в Грузинской Церкви с незапамятных времен.

Священник служил без дьякона и сам произносил:

– Миром Господу помолимся!

– О свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся.

– О мире всего мира, благостоянии Святых Божиих церквей и соединении всех Господу помолимся.

– О святем храме сем и с верою, благоговением и страхом Божиим входящих в онь Господу помолимся.

На каждое прошение хор отвечал:

– Господи, помилуй.

Служба шла своим чередом, но чем дальше, тем больше в храм врывалась бодрая музыка снаружи. Священник под пение хора тихим голосом произносил по-грузински:

– Иже Херувимы тайно образующе, и Животворящей Троице трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение…

А снаружи бодрый баритон пел по-русски:

– Будет людям счастье, счастье на века; у советской власти сила велика!

И многоголосый смешанный хор подхватывал:

– Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути. В коммунистической бригаде с нами Ленин впереди!