Тайна сибирской платформы

…Думаю, что завтра мы совсем не сможем отправиться в путь. Предлагаю такой план: Таня берет на себя всю поклажу — это около сорока килограммов, а я делаю волокушу, кладу в нее Германа и тащу его дальше волоком — он ведь легкий, всего семьдесят пять килограммов. Таня соглашается. Герман (мы напоили его кипятком, и ему стало легче) стучит зубами и ничего не отвечает.

Сейчас мы собираемся с Таней в лес, делать волокушу. Герман просит у меня лист бумаги. Не знаю, зачем она ему понадобилась…

…Верочка, родная! То, что произошло вчера ночью, нельзя описать. Это выше моих сил. Ты понимаешь, даже я, человек без малого сорокалетнего возраста, много повидавший на свете, — даже я не выдержал и заплакал.

Ночью ушел Герман. Мы вернулись из тайги с волокушей и, усталые, легли спать. Начал падать крупный снег. Герман лежал в мешке между нами, но утром, когда мы проснулись, его уже не было. На стене палатки была приколота записка. Вот она:

«Константин Петрович! Я должен поступить так. Здесь простая арифметика — лучше умереть одному, чем троим. Мои консервы в спальном мешке — не забудьте их. Я ухожу. Не ищите меня, не тратьте напрасно сил. Снег все покроет. Герман.

Вы должны обязательно дойти — ведь карту трубки ждут в экспедиции. Берегите Таню».

Сильный, великолепный человек Герман! Как же мог ты так жестоко поступить с собой? Ведь мы обязательно дотащили бы тебя до места. Мы бы бросили палатку, спальные мешки. Эх!..

Германа искали до вечера, но всю ночь накануне шел снег, к утру слегка подметелило — никаких следов не осталось. Все поиски были бесполезны. На следующий день в двенадцать часов мы свернули лагерь и пошли дальше.

Рекой целый день даже не пахло. Думаю, что мы взяли немного влево. Завтра выправимся. Таня не замечает этого. Она идет молча, глядя под ноги. На нее, конечно, уход Германа произвел очень тяжелое впечатление. Какой трагичный маршрут! Две человеческие жизни потеряны. Да, дорогой ценой куплено открытие трубки!..

Всего сделали за день километров двадцать. Я почему-то понял сегодня, что самым дорогим теперь являются не наши жизни, а клочок бумаги — карта трубки. Ведь это для нее умерли Сергей и Герман. Мы не вправе сейчас жалеть себя — карта должна быть обязательно вынесена.

Таня, кажется, тоже думает об этом. На ужин съели полбанки мясных консервов — нужны силы, чтобы завтра пройти не меньше двадцати километров. Надо торопиться. Подходят большие морозы.

…Сделали тридцать две с половиной тысячи шагов. Смертельно устали. Съели еще полбанки. Хотел убить птицу — промахнулся. Писать больше не могу. А реки все нет…

…Тридцать шесть тысяч шагов. Вышли чуть свет, остановились на привал уже ночью. Реки нет. Боюсь, что мы заблудились, — слишком круто завернули вправо. Только бы не сделать круг.

…Наступила депрессия — мы взяли слишком высокий темп. Сегодня Таня через семь тысяч шагов потеряла сознание и упала. Она страшно похудела — полное истощение сил. Два дня милая Танюша тянулась за мной, но сегодня, видно, силы ее кончились. А ведь она не сказала мне ни слова, ни разу, не попросила идти медленнее.

Я взял ее на руки и понес. Нигде не было подходящего места для привала, и пришлось пройти несколько километров. Таня очень легкая — она вся высохла, бедняжка, за этот ужасный маршрут.

У костра я напоил ее кипятком, накормил и уложил спать. Сейчас, Верушка, сижу и пишу тебе. Кажется, зима догнала нас. Мы долго уходили от нее, но она шла за нами по пятам. Она шла на юг с побережья Ледовитого океана и сегодня впервые по-настоящему дохнула нам в спину. Чертовски холодно, щиплет нос и уши. Ноги в кожаных сапогах мерзнут.

Сегодня впервые разошлись тучи, и широкое синее небо распахнулось над головой. Да, это уже зима. Такое синее небо в Якутии бывает только тогда, когда ожидаются большие морозы…

С утра метет, и мы не выходим из палатки. Это, должно быть, очень страшно — на тысячекилометровом пространстве раскинулась стылая, заснеженная тайга, и в ней затерялась маленькая, незаметная палатка. В этой палатке двое уставших, измученных голодом людей, а над ними метет и метет пурга…

Да, это очень страшно. Лучше не думать об этом. Мы лежим с Таней в одном мешке (свой она вчера потеряла), и Таня просит меня, чтобы я рассказал ей о тебе, Вера, о том, какие у тебя волосы, глаза, какая фигура, Какие платья, добрая ли ты. Я рассказываю ей о тебе, а она просит еще и еще и плачет. И мы почему-то разговариваем шепотом…