Голова уже начинала болеть, половина ящичков аккуратно просмотрена, а никаких посланий будущим поколениям мной найдено не было. Нужно будет попросить Татьяну Дмитриевну постараться вспомнить имя ученицы Клеопатры Ильиничны. Возможно, девочка знала что-нибудь о «парижских тайнах» моей благодетельницы. Я сладко потянулась и попыталась задвинуть нижний ящичек на его законное место. Но он вдруг закапризничал и не пожелал двигаться с места. Никакие силовые действия с моей стороны результата не принесли. Наконец, я вытянула ящик из ячейки и заглянула внутрь. Внизу, скромно прижавшись к задней стенке стола, лежала толстая старая тетрадь. Сердце у меня почему-то застучало. Неужели это то, что мне нужно? Спустя несколько мгновений, я уже торопливо листала желтые странички, исписанные нетвердым стариковским почерком. Yes! Записи, вопросы, какие-то адреса. Кажется, это ключи к моим загадкам! Я вздохнула и открыла первую страничку.
Я задумалась. Без сомнения Клеопатра Ильинична где-то нашла этот рисунок, а не унаследовала его как семейную реликвию. Иначе все эти данные для нее не были бы новыми. Как и где она нашла его? Скорее всего, рисунок хранился в доме, в котором она прожила всю свою жизнь. Странно. Может, она нашла рисунок в подвале? Татьяна Дмитриевна говорила, что Клеопатра Ильинична раньше не часто наведывалась туда. Связано ли это с тем загадочным ключом, который был при ней в день ее смерти?
А что дальше?
«
Кому письмо? Я постаралась представить себе ход мыслей Клеопатры Ильиничной. Вот каким-то образом в руки мне попался чертеж, который, как указывают эксперты, имеет вполне значимую историческую ценность. Обычный человек, для которого никакой ценности в этом рисунке нет, постарался бы его продать. Это первый вариант. Кому этот чертеж интересен? Музеям? Возможно. И скорее всего музеям США или Франции. Исходя из этих умозаключений, некая Манечка должна была отослать письма-запросы именно туда. А почему Клеопатра Ильинична не послала письма самостоятельно?
Второй вариант. Клеопатра Ильинична не совсем обычный современный человек. Мое воображение рисовало мне неисправимую идеалистку. Ей должно было быть нестерпимым владение чужой вещью. Следовательно, ее волновали другие вопросы. Во-первых, кому принадлежал рисунок и, во-вторых, как он попал в ее дом. Куда должна послать письма Манечка в этом случае? Ответы можно было бы с легкостью получить от самой Манечки. Но кто это, и где ее искать?
Я снова уткнулась в стариковские каракули, однако углубиться в вожделенное чтение мне не пришлось. Резкий оглушительный звук, похожий на гудок старинного автомобильного клаксона, заставил меня подскочить. Так я впервые услышала, как звонит в моем новом старом доме входной звонок, и поторопилась открыть дверь.
– Здравствуйте, – передо мной стоял нотариус. Его усталое лицо было бесстрастным. – Я пришел узнать, не решили ли Вы еще продавать ваш дом.
Я была настолько потрясена неожиданностью предложения, что не нашлась, что ответить.
– У меня есть прекрасный покупатель. Вы обязательно должны обдумать это предложение. Никто не даст Вам больше за Вашу развалину. Но он требует оформить сделку срочно.
– Вы настолько заинтересованы, что пришли ко мне вместо того, чтобы просто позвонить по телефону?
– Не скрою. Он обещал мне неплохие проценты.
– Но я не думала продавать дом!
– Я знаю. Поэтому и не советовал ему приходить к Вам лично. И не прошу Вас дать мне ответ немедленно. Подумайте.
И он начал описывать мне радужные перспективы моей жизни в новой замечательной квартире, которую я приобрету на деньги, вырученные за старую развалину без удобств. Сумма была внушительной, мой собеседник – логичен и очень убедителен. Но зачем за такую неадекватную сумму покупать мою «развалину без удобств»? Это имело бы смысл только в том случае, если бы под моим домом был обнаружен нефтеносный шельф. Другие причины приобретать дом в голову не приходили. А значит, все было не так просто. И мой дом хранил еще много загадок, которые просто требовали моего внимания.
Я пообещала нотариусу подумать. Это был единственный способ быстро от него избавиться, но как только дверь за ним захлопнулась, твердо решила: если я буду продавать этот дом, то только тогда, когда сама этого захочу. А пока у меня такого желания не было.