Тайна старой газеты

Надежда Николаевна мысленно усмехнулась. Вроде бы этот дворник не производил впечатления умалишенного. Ну, скучно человеку, вот он и болтает всякую ерунду, раз слушатель нашелся. И то сказать, не с кошкой же ему разговаривать? Нет, надо отсюда уходить, причем как можно быстрее.

– Значит, точно в этом доме нет сорок второй квартиры? – уточнила она напоследок.

– Куда уж точнее! Мне ли не знать, какие квартиры здесь есть, а каких нет.

На обратном пути Надежда Николаевна принялась размышлять об истории со старыми газетами, которая обрастала все новыми и новыми странными подробностями. Дорожно-транспортное происшествие, один в один повторяющее описанное в газете. Несуществующий адрес доставки. Вероника Павловна, схлопотавшая сердечный приступ, едва увидев одну из этих газет…

Кстати, нужно навестить ее в больнице, а заодно узнать, что именно произвело на нее такое сильное впечатление…

В больнице царили обычная суета и умеренное хамство, но Надежда Николаевна, минуя общую справочную, отправилась прямиком в платное отделение. Там по ошибке ее отправили в другой корпус, где сердитый охранник сказал, что пропуска к Веронике Павловне нет. Пришлось снова идти в справочное, и после долгих мучительных уговоров и пререканий Надежде выдали заветный картонный квадратик.

– Пускаем только родственников! – сказал насупившийся охранник. – Вы ей кто?

– Дочка! – не моргнув глазом соврала Надежда Николаевна, и охранник, как ни странно, отстал.

В отделении было потише и почище, все сестры были довольно приветливы, так что она сразу нашла нужную палату.

Увидев Надежду, Вероника Павловна очень обрадовалась, но не столько самой посетительнице, сколько очкам.

– Это же просто с ума сойти, что по телевизору показывают! – начала жаловаться она.

– Просто вы давно его не смотрели, отвыкли, – усмехнулась Надежда Николаевна.

На вопрос о своем самочувствии Вероника Павловна ответила уклончиво, мол, все сообразно возрасту, но, заметив недоверчивый взгляд Надежды, вздохнула и покорилась судьбе.

– Ох, Надя, все я про тебя знаю, тебя хлебом не корми, только дай какую-нибудь криминальную загадку разгадать.

– А есть загадка? – Надежда Николаевна вроде бы невзначай достала из сумки ту самую газету и разложила ее на кровати.

– Как не быть… – Вероника Павловна помолчала. – Ладно, скажу. Терзает меня эта история…

Она развернула газету и нашла на третьей странице черно-белую фотографию довольно плохого качества. Надежда едва разобрала, что на ней изображено. А изображена была стена дома с большим, красивой формы окном. Стало быть, не какая-нибудь пятиэтажка на окраине города. Возле дома стояли несколько человек, в основном пожилые – самые обычные, скромно одетые. В сторонке виднелась группа детей. У одного из мужчин был открыт рот и поднята рука – стало быть, речь говорил. Неподалеку стоял мужчина попроще, почему-то с молотком наперевес.

Надежда наклонилась и прочитала подпись под снимком:

– «Вчера в нашем городе была открыта мемориальная доска, которая увековечит память нашего замечательного соотечественника академика Шаргородского».

Доска была видна не полностью: «В этом доме с 1958 по 1981 годы жил и… …к Иван Петрович Шаргородский».

Вот почему один из мужчин был с молотком – доску прибивал, а тот, что на первом плане, наверное, мелкое начальство, ему по должности положено на таких мероприятиях присутствовать. А те, которые позади, судя по всему, пенсионеры из какого-нибудь клуба при жилконторе. И пионеров еще пригнали. Судя по всему, академик Шаргородский умер давным-давно, так что никаких соратников, коллег и учеников уже не осталось.

– И что? – Надежда оторвалась от созерцания снимка и повернулась к Веронике Павловне. – В чем, как говорится, подвох?

– А ты на окно посмотри!

И действительно, из окна выглядывал какой-то мужчина, верно, жилец, заинтересовавшийся происходящим. Он был молод, лет тридцати на вид, но совершенно лысый. Что ж, дело житейское, бывает, что и в двадцать лет люди лысеют.

– Слушай, – вздохнула Вероника Павловна, – около сорока лет назад было у меня дело… Не первое, конечно, но вела я его одна и потратила много сил. На несколько месяцев как села в процесс, так больше ничем вообще не занималась. Сын до сих пор мне то время вспоминает, в жизни, говорит, столько сосисок не ел! Тогда ведь еду в ресторане нельзя было заказать, на дом ничего не приносили и с продуктами было плохо.

– Да помню я… Все детство в очередях прошло…

– В общем, дело было резонансное – убийство на почве ревности. То есть моему подзащитному вменяли убийство из ревности, но он утверждал, что не виноват и жену свою не убивал. И взялась я его защищать…

Вероника Павловна снова замолчала, вглядываясь в далекое прошлое.

– Этому Журавлику – такая фамилия необычная – было двадцать восемь лет, но женаты они были уже лет шесть, тогда рано женились…