Тайна трех: Египет и Вавилон

«Когда время будет вечностью, мы снова увидим тебя (умершего), ибо ты отходишь туда, где все едино».

Не значит ли это: в мире здешнем, во времени, воскресение только начинается, а кончится в вечности? Тут уже разделение двух миров почти сознательно.

XXXIX

Одно можно сказать с точностью: египетское воскресение плоти ближе к воскресению христианскому, чем к бессмертию души, языческому и нашему.

В воскресении тот мир с этим соединяется: «время будет вечностью»; оба мира взаимно утверждаются; а в бессмертии — взаимно отрицаются так, что если довести до конца эту линию взаимного отрицания, то получится уничтожение обоих миров, совершенное небытие, Нирвана. Платоновский Мэон, Бог Несущий — уже отец Будды.

Вот почему все тяготение современной Европы, мэонической, буддийской, по преимуществу (Шопенгауэр — Эйнштейн), есть тяготение от Египта к Индии. Можно сказать, что Египет наиболее противоположен Индии, Озирис — Будде. Египет — сильнейшее противоядие от яда буддийского, от нашей мнимой «теософии», столь невежественно и кощунственно смешавшей Христа с Буддою, величайшее «да» с величайшим «нет». Давно уже началось это смешение: Аполлоний Тианский, первый теософ, мечтавший упразднить единственность Христа, — уже ученик индийских «гимнософистов».

От Будды к Озирису, к Египту от Индии, — вот путь нашего спасения, и вот почему Египет так современен, апокалипсичен.

XL

Как трудно поверить в бессмертие души, мы знаем по собственному опыту. Кто из нас верит, хотя бы так, как Сократ — перед чашей с цикутою? Но насколько труднее поверить в воскресение плоти! Для этого нужно было явление самого Бога, да и то не поверили.

«Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа; но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это — Я Сам. Осяжите Меня и рассмотрите, ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня» (Лук. XXIV, 37–39).

Из всех человеческих слов это самые непонятные, невозможные, неимоверные. Только что люди поверили в них, как уже опять усомнились, перешли от слишком трудной веры в воскресение плоти к более легкой — в бессмертие души.

XLI

Египтяне знали, может быть, не хуже нашего, что такое смерть, и как неодолим ее физический закон. Почти все народы, древние и новые, торопятся сжигать трупы или прятать их в землю, чтобы не видеть тления и спокойно верить или не верить в бессмертие души. Египтяне сохраняют их тщательно и борются, — пусть детски, дико, беспомощно, — но все-таки борются, лицом к лицу, с тлением. «Дикари» и «дети», но ведь все-таки люди: если ненаучно, как мы, то чувственно, опытно знают, может быть, опять-таки не хуже нашего, что такое тление. «Господи, уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе», — это и они могли бы сказать.

Но вот, не сказали — поверили. О, конечно, сомневались! И даже очень, это мы знаем по многим свидетельствам. Но не то удивительно, что сомневались, а то, что все-таки верили, и от каменного века до христианства, через восемь тысячелетий, пронесли эту безумную, дикую, детскую, невозможную, неимоверную веру — пронесли и сложили у ног Воскресшего.

XLII

Мы знаем, как трудно возненавидеть смертное тело, этот мир, землю, чтобы возлюбить бессмертную душу, тот мир, небо, — но насколько труднее возлюбить сквозь смерть смертное тело, этот мир, землю! А ведь именно так возлюбил их Египет. Можно сказать, что никогда не бывало такой любви к жизни сквозь смерть, пока Бог не сошел на землю, и, может быть, надо, чтобы Он сошел снова, чтобы повторилась такая любовь.

XLIII

«Восстань, восстань, Озирис! Я, сын твой, Гор, пришел возвратить тебе жизнь, соединить кости твои, связать мышцы твои, совокупить члены твои. Я — Гор, образующий отца своего. Гор отверзает уста твои… дарует очи тебе, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, ноги, чтобы ходить, руки, чтобы делать». С этими словами жрец совершает над мертвым обряд apra, «отверзание уст и очей»; обнимает мумию, приближает к ее лицу лицо свое и передает из уст в уста дыхание жизни.

«Ты — бог среди богов, но имеешь и все, что имел на земле… Плоть твоя растет, кровь течет в жилах, и здравы все члены твои… У тебя — сердце твое, твое настоящее, прежнее сердце».

— «Я есмь, я есмь! Я жив, я жив!» — отвечает умерший (Кн. Мертв., гл. 154).

XLIV

Этот материализм пугает нас, закоренелых «духовников», спиритуалистов. Нам кажется, что тут для детской и дикой веры египтян нет воскресающего тела, а есть только оживляемый труп. Но это не так, или не совсем так.