Тайна Царскосельского дворца

– Ее величество просит принцессу пожаловать к ним! – вкрадчивым голосом произнесла Юшкова, не переступая порога комнаты. – Государыня очень обеспокоена тем, что их высочество плохо изволили кушать за столом, и приказали справиться о здоровье их высочества.

– Поблагодарите тетушку!.. Я совершенно здорова!.. – холодно ответила Анна Леопольдовна, не скрывая того неприятного впечатления, которое производило на нее присутствие Юшковой.

– Ее величеству угодно также знать, с кем заняты ваше высочество? – тем же вкрадчивым голосом продолжала Юшкова.

– Можете сказать то, что вы видели! – презрительно бросила ей Анна, – если только зрение не изменит вам и вы не примете мою наставницу за есаула царских казаков!..

Эта едкая насмешка заставила Юшкову сначала вспыхнуть, а затем смертельно побледнеть. Принцесса намекнула на недавний случай, когда в комнате уже пожилой Юшковой застали не в урочный час одного из конвойных казаков императрицы.

Ловелас-казак чуть не поплатился за это свидание своей службой, и только заступничество всесильного герцога, благоволившего к старой камер-юнгфере, спасло его от строгой дисциплинарной ответственности.

После резкого ответа принцессы Юшкова молча вышла из комнаты, затаив в своей душе непримиримую злобу к «чужеземке», которую она и так уже от души ненавидела.

III. Борьба

Приглашению принцессы на половину государыни предшествовала следующая сцена. В кабинете императрицы, где она обыкновенно лежала после обеда в своих глубоких креслах, устланных пуховыми подушками, раздавались звуки тревожных и порывистых шагов герцога Бирона, нетерпеливо мерившего комнату своей порывистой и тяжелой походкой. Герцог был, видимо, чем-то сильно взволнован, и императрица осторожно, почти боязливо следила за его неровными шагами. Она знала, что за этим обыкновенно следовали бурные вспышки гнева Бирона, внушавшие ей почти панический страх.

Анна Иоанновна чувствовала себя в этот день хуже обыкновенного. Ее желтое, сильно отекшее лицо порою выражало невыносимое страдание. Доктора уже давно признали недуг императрицы неизлечимым, и только самовластный Бирон не хотел или не мог понять, что, причиняя императрице горе и тревогу, он этим самым ускоряет гибельную для него развязку.

– Эрнест! Ты чем-то расстроен? – почти заискивающим голосом спросила императрица, называя старого герцога прежним ласкательным именем, что она делала все реже и реже. – Что-нибудь случилось? Да?

– Ничего нового! – резко, почти крикнул в ответ гордый вельможа, совершенно забыв, что он говорит не с равным себе. – Случилось то же самое, что ежедневно случается при вашем дворе и при вашем слабом и неумелом управлении!.. Дерзкая девчонка, недовольная тем, что оскорбила меня и мою супругу-герцогиню, оскорбляет еще и вас и явно смеется над вашими приказами и распоряжениями!

– Я не понимаю, о ком ты говоришь, Эрнест!

– Не понимаете? Скажите пожалуйста!.. О ком же, как не о вашей возлюбленной племяннице, принцессе Анне, которая продолжает свои шашни с этим негодяем Линаром и под вашим носом переписывается с ним и назначает ему свидания!

– Переписывается? Свидания назначает?!.. Откуда ты берешь все это?

– Не по-вашему же мне сидеть и глазами хлопать, в то время как надо мной смеются и в грош не ставят моих приказаний!.. Я не в вас!.. Я все вижу и все знаю, что делается вокруг меня!..

– Но ведь ты сам говорил, что этого Линара скоро уберут?

– Да ведь еще не убрали!.. А между тем он к Анне Леопольдовне ежедневно записочки посылает и свидания ей назначает!

– Да ведь ты сам этого не видал?

– Еще бы я лично видел! Да я, кажется, на месте их обоих уложил бы.

– Ты забываешь, что говоришь о моей родной племяннице и о будущей наследнице русской короны.

– Тем хуже для вас, что вы не умели лучше воспитать свою близкую родственницу и надумали надеть российскую корону на такую пустую голову!

– Эрнест! Опомнись!..

– Не смотрите на меня так величественно и не меряйте меня такими строгими взглядами! Я, как вы хорошо знаете, не из трусливых, меня ничем не испугаете! Я повторяю вам: вы так распустили свою племянницу, что весь двор на нее пальцами указывает, и для нее было величайшим счастьем и почти спасением честное и блестящее замужество, которое я великодушно предлагал ей.

– Да ведь она выходит замуж… Это – вопрос решенный!

– Я не об этом замужестве говорю, – нетерпеливо топнул ногой Бирон. – Я говорю о своем сыне.

– Да! Но что ж мне было делать, если герцог Петр не сумел понравиться Анне?

– А этот немецкий идиот, вы думаете, сумеет приглянуться ей? – насмешливо спросил Бирон.

– Я этого не говорю, но этот вопрос решен окончательно, и все готово.

– Вплоть до коллекции ее любовных писем к этому накрахмаленному Линару… Приданое, надо признаться, довольно оригинальное!

– Ах, боже мой!.. Ты взялся выжить Линара от моего двора и выживай, как сам знаешь… Мне надоело слышать ежедневно одно и то же.

– Кто ж в этом виноват? Не я, конечно. Ведь не я приношу принцессе Анне письма ее любовника.

– Опомнись, герцог! Что ты говоришь?.. Какие выражения ты употребляешь?