Тайна «Утеса»

Ковер на площадке пылал. Занялся и наличник двери. Я содрал матрас с одной из кроватей и прижал его к горящей створке. Стелла стащила другой матрас, и мы вдвоем перекинули его Памеле, а та набросила его на горящую керосиновую лужу. В основном пожар удалось притушить, правда то тут, то там вспыхивали язычки пламени да выскакивали фонтанчики искр. Памела подкидывала мне мокрые полотенца и одеяла, а я бросался с ними на каждую новую вспышку. Будто сумасшедшие, мы плясали и топтались на матрасах в густом удушливом дыму.

Памела вдруг крикнула:

— Вылезайте на крышу!

Стелла давилась дымом и кашляла, я потянул ее к себе и заставил пригнуться к полу. Окно заело, но наконец мне удалось его открыть, и мы высунулись наружу, жадно глотая свежий воздух.

Правда, я тут же вернулся обратно на поле битвы. От ветра заполыхал тлевший до этого край матраса. Памела поливала его водой, и пламя со злобным шипением гасло.

— Кажется, погасили! — крикнула Памела.

— С тобой все в порядке?

— Да, только не вздумай сюда шагнуть — может быть, тут прогорело насквозь. Сейчас я принесу стремянку.

Я услышал, как она побежала вниз.

Стелла громко звала меня из комнаты. В густом дыму мы не видели друг друга, но я нашел ее руку, и мы выбрались на плоскую крышу первого этажа. Стелла, уцепившись за меня, задыхалась и кашляла, от испуга она совсем потеряла присутствие духа и льнула ко мне.

Здесь, на крыше, свирепствовал ветер, он уносил с собой клубы дыма. Я поставил Стеллу к самой стене, стараясь заслонить ее от ветра, и теперь, когда необходимость бороться с огнем отпала, она перестала сдерживаться.

— О, как вы решились? Как вы могли? — плакала она. — Мери была такая страшная, а вы все шли и шли ей навстречу. Я даже крикнуть не смела. А потом вы вдруг рухнули на пол, и я никак не могла привести вас в чувство, а кругом огонь, дым!

Я, как мог, успокаивал ее. Не знаю, сколько мы так простояли, корчась от хлеставшего нас ветра, как вдруг снизу донесся голос Памелы:

— Не могу вытащить стремянку, слишком тяжелая! — кричала она.

Мы вернулись в комнату, дым в ней почти рассеялся. Огонь не нанес большого ущерба, но нижняя половина двери почернела и облезла, порог и ряд половиц на площадке лестницы прогорели насквозь и обнажили поддерживающие их балки, тоже успевшие почернеть. Однако через эти дыры вполне можно было перепрыгнуть. Мы сбежали вниз, в кухню, и столкнулись с Памелой, она была вся в саже, как трубочист. Взглянув на нас, она закатилась смехом. Испуг Стеллы сразу прошел, и, поглядев на меня, она тоже рассмеялась, хотя и сама порядком подкоптилась. По очереди мы отмывались над раковиной для мытья посуды.

— Может, кто-нибудь из вас объяснит мне, что произошло? — воскликнул я. — Я что, наткнулся на печь и опрокинул ее?

— Нет, по-моему, ее опрокинул не ты, — заявила Стелла. — Конечно, сегодня ты превзошел себя, но печка упала не по твоей вине. Ох, Родди! Как страшно было наблюдать за тобой! Я уж думала, не помешались ли мы все. Но надо же! Невозможно поверить, однако твое геройство возымело действие. Я уверена — больше Мери сюда не вернется. Завтра мы сами уже не сможем поверить, что все это было. Мы ее высмеяли и выжгли! Жаль, у нас нет шампанского!

Радость победы пьянила меня и Памелу, и головы наши кружились от возбуждения, как обычно бывает после удачной борьбы с пожаром, но Стелла, совершенно измученная, бессильно лежала в кресле Лиззи.

— Нам испортили ужин! — возмутилась Памела. — Придется снова варить яйца.

Виски приветливо принял гостей, ввалившихся к нему в столь неурочный час. Ласково и громко мурлыча, он потерся о каждого из нас по очереди, а потом улегся на коленях у Стеллы и начал лизать ей руку — высшее проявление благосклонности. Стелла ухитрялась гладить его и одновременно справляться с ужином, стоявшим перед ней на подносе.

— В этот раз Лиззи уж точно решит, что здесь побывал дьявол, и не ошибется, — заметила Памела. — Подумай, Родди, все твои одеяла сгорели, и коврик у камина, и наш чудесный ковер на лестнице. Ну и напасть!

— Неважно, — отмахнулся я. — Все это застраховано.

Памела хмыкнула:

— Страховка не предусматривает оплату умышленно нанесенного ущерба, а я могу поклясться — тут был умысел.

— Ты хочешь сказать — прощальный привет от Мери? Пусть кто-нибудь попробует это доказать!

— Без Ингрема не докажут!

— Да, кстати, — вспомнил я, подвигая Памеле чашку, чтобы она налила мне еще чаю. — Теперь Ингрем может приехать сюда на Рождество!

Струйка чая потекла мимо чашки на блюдце. Памела опустила чайник на стол и уставилась на меня:

— Ингрем? На Рождество? О чем ты говоришь? Ничего не понимаю.

— Разве я тебе не рассказывал?

— Нет!

— Неужели? Не говорил, как он напрашивался, чтобы мы пригласили его зимой, если еще будем здесь? Ловко это у него получилось!

— В первый раз слышу.

— Господи! Может, я не сказал тебе и о том, что он зовет тебя лететь с ним в Ирландию?

— Правда?

— Ей-богу!

— Лететь? Вместе с ним? В Ирландию? Ну, знаешь, ты просто негодяй! Даже словечком не обмолвился! Не передал приглашение!