Тайна ведьмы Урсулы

Снова усевшись рядом с ведьмой, Юся принялась отламывать от тёплого, хранящего в себе новое заклинание колобка крохотные кусочки и с аккуратностью врача помещать их Урсуле под язык.

Заговор

Сын спал в колыбели туго запелёнатый. Так наказывала Урсуле мама– меньше кричит, не пугается своих вздрагивающих ручек и ножек, не царапает себе личико.

Урсула любила мать, и ей не хотелось огорчать её, особенно в час тяжелой болезни. Она и так слишком часто расстраивала её в детстве своими разговорами о духах, которые то и дело заглядывали к ней в песочницу поболтать о том о сём. Урсула почти смирилась с тем, что ей придётся вечно помалкивать о своём умении двигать взглядом мелкие предметы, угадывать ещё не произошедшие события, залечивать прикосновением раны; как на рентгене, видеть в людях червоточины зарождающихся недугов. Вот и мамину болезнь Урсула заметила, когда хворь ещё только приноравливалась, искала лазейки и слабые места. Урсула пыталась разговаривать о болезни с матерью, но всякий раз оставалась неуслышанной.

И вот сейчас на неё обрушилось небо, потому что невозможно одновременно радоваться рождению сына, оплакивать тяжёлый мамин недуг и горевать о пришедшем накануне известии о скоропостижной смерти далёкого, незнакомого отца.

Ребёнок в колыбели закряхтел, заворочался, покраснел и сорвался в отчаянный крик. Мальчик кричал от голода, потому что у Урсулы пропало молоко. Она пробовала вернуть его– приготовила и выпила все известные ей целебные отвары, не отнимала сына от груди в надежде, что молоко вот-вот придёт. Но всё было напрасно.

Ребёнок кричал и кричал, не переставая, Урсула подошла, взяла его на руки, села с ним на диван.

– Ну что же ты, моё золотце, – прошептала она, держа наготове бутылку со специальной смесью. – Животик болит, да? На коровьем молоке будет болеть, но ведь чем-то я должна тебя кормить, правда? Так что ты уж не сердись на меня, мой хороший. Не сердись, – Урсула отодвинула налезшую на подбородок ребёнка пелёнку и сунула в надрывающийся беззубый ротик бутылочку. Сын жадно вцепился в соску, часто зачмокал и вдруг выплюнул её и снова закричал.

– Да что мне делать-то? – чуть не заплакала Урсула.

– Заговор сделай, – сказал кто-то совсем тихо.

Урсула подняла глаза. Возле окна стояла тощая женщина с огромной копной серых спутанных волос на голове. Она суетливо переступала с ноги на ногу, впалые глаза её бегали.

Урсула почти не удивилась. Она знала, что в квартире обитает какая-то безвредная неуловимая нечисть. Но ей никак не удавалось зацепить существо взглядом, и привычка заталкивать свои «видения» в самую глубь себя взяла верх.

– Кто ты? – спокойно спросила Урсула. – Зачем в моём доме?

– Ничка я, – улыбнулась женщина, закружилась вокруг себя и затараторила – Обыкновенная Ничка. В дом худо не впускаю, шалю иногда по мелочам, вещи могу мелкие спрятать, но потом всегда возвращаю. Всегда возвращаю! А ты, раз ведьма, чего заговор на молоко не сделаешь, простой ведь совсем, даже неумёха справится?!

– Заговор? – переспросила Урсула, покачивая на руках сына, продолжавшего надрывно орать. – Никогда ни одного заговора не делала. Да и не ведьма я.

– Ну как же не делала? – Ничка всплеснула тощими руками. – А с цветами на подоконнике разговаривала, чтобы росли и не вяли? Разговаривала! А голубей под окном убеждала не квохтать шумно, чтобы ребёнка не будили? Убеждала!

– Ну и что? – удивилась Урсула.

– Так это почти заговор и есть, – Ничка снова закружилась. – Дай ребёнку грудь и уговаривай молоко, чтобы пришло. Слово ведьмино, оно непоколебимо, знаешь?

Урсула наклонилась к сыну, с нежностью посмотрела на его маленькое красное личико.

– Это что ж, мне с самой собой разговаривать?

– Разговаривать с собой легче, чем с другими, – ответила Ничка через паузу. – Молоко-то вернётся– заговорить его несложно. А вот, чтобы муж не ушёл от тебя навсегда да сын, чуть повзрослев, не повторил его поступок, – невозможно такое… Не бывать такому. «Ведьмино проклятие» ведь любви сильнее, слышала?

Урсула в недоумении подняла глаза на Ничку, но возле окна никого не было.

В комнату вошел невысокий коренастый мужчина.

– Сула, ну чего он кричит и кричит не переставая? Сделай же ты уже что-нибудь! Всех соседей перебудим. Скажи, может, чем помочь могу, покачать или массаж животика?

– Ложись, я сейчас всё сама сделаю. Тебе вставать рано.

Мужчина сонно кивнул и вышел, а Урсула распустила халат, прижала к груди ребёнка, заходившегося в крике, и уверенно заговорила:

– Приди, моё молоко, накорми сыночка, утоли его жажду и голод, приди, моё молоко, утоли его жажду и голод, приди, моё молоко, накорми сыночка, утоли его жажду и голод приди, моё молоко, утоли его жажду и голод, приди, моё молоко…

И тут вдруг Урсула почувствовала, как её бросило в жар, словно она очутилась под палящим солнцем, грудь в одно мгновение наполнилась молоком, и ребёнок, перестав плакать, принялся пить его шумными глотками.

Урсула заплакала. В эту секунду её пронзила мысль, что она счастлива и что уже больше никогда ей не удастся испытать такого счастья.