«Пребывать в половой раздельности, значит пребывать на пути к смерти… Кто поддерживает корень смерти, тот вкусит и плода ее… Бессмертным может быть только целый человек» (Вл. Соловьев). — «Личность есть равноденствие полов». — «Бессмертен только первый, полный Адам», Адамо-Ева, Мужеженщина (В. Розанов). — «Некогда был третий пол, состоявший из двух, мужского и женского… Эрос возвращает нас к этой первоначальной природе, делая все, чтобы соединить обе половины и восстановить их в древнем совершенстве» (Платон).
Сын-Отец соединяется с Дочерью-Матерью, Дионис-Дий — с Персефоной-Деметрой, чтобы рушить закон рождающего — умирающего естества во времени, а чтобы рушить тот же закон в пространстве, Отрок-Дева соединяется с Девою-Отроком, Дионис-Персефона — с Персефоной-Дионисом, Андрогин — с Андрогином.
Тайна воскресения совершается в тайне личности, восстановляемой в первоначальной целости, двуполости, и тем замыкающей врата смерти — половой расщеп, распад на мужское и женское. Древняя заповедь: «Да будут двое одна плоть», получает только здесь свой окончательный смысл. Как бы, сближаясь и входя одна в другую, падают, рушатся стены пространства, отделяющие пол от пола — две половины одной, некогда целостной, Личности, «да будет новая тварь kainê ktisis, новый Человек, который есть Мужеженщина, arsênothelys», — как учат гностики Офиты (Hippol., Philosoph., V, 7).
Вот почему все божества Елевзинского цикла — Дий-Урания, Персефона-Загрей, Деметра-Дионис, Кора-Иакх — двуполы: «двуестественны», diphyes. В иератических изображениях, младенца Иакха кормит грудью Персефона-Андрогин (Новосадский, 1. с., 170).
«Вакх тройной… первородный… Сын-Отец… Бог-Дева»… — «Мужа-Деву призываю, двуестественного Иакха Освободителя», — молятся орфики (Hymn. Orph., XLIX, XLI, ap. — Fr. Lenormant. Monographie de la voie Eleusinienne, 380). Бог Фанес-Эрикапей — тот же Иакх — выходящий из первичного яйца (может быть, андрогинной «сферы» Платона), «златокрылый, вологлавый, змеевенчанный», Мужеженщина, есть Всевышний Бог гностиков Валентиниан — Mêtropator, «Матереотец» (Greuzer, 305).
В иератических росписях ваз Иакх, так же как Дионис-Загрей, изображается крылатым Отроком-Девою, едва отличимым от наших ангелов.
Что такое ангел? Существо бесполое, ни мужчина, ни женщина? Нет, сыны чертога брачного — не скопцы и скопчихи, а женихи и невесты. Это знают святые, знает и последний посвященный в Елевзинские таинства, Гете.
Мефистофель, во главе сатанинского воинства, борется с ангельским — за душу умершего Фауста. Рдеющие угли-розы небесной любви, попаляя бесов, обращают их в бегство.
все еще смеется Мефистофель и борется, но уже слабеет, разжигаемый содомскою похотью к мужеженской прелести Ангелов и, отступая, выпускает из когтей добычу — душу Фауста, возносимую ангельским хором к Матереотцу, Мэтропатору (Faust, II, Th., V, Act., Grablegung).
Нет, Мужеженственность вечная.
Человеческий Эрос тает в божественном, как снег под вешним солнцем. Все более бесплодные, все менее рождающие, соединения двух Андрогинов — Дия с Уранией, Загрея с Хтонией, Диониса с Персефоною, Иакха с Корою — стремятся к совершенной двуполости, «двуестественности», освобождающей от колеса «дурной бесконечности» — рождения-смерти. В этой цепи двуполых браков, убывающих рождений, последнее звено — уже как будто нерожденный, невоплощенный Иакх — острие пирамиды — всего до-христианского человечества; высшая точка, как будто не-сущая, а на самом деле, единственно-сущая, потому что вся пирамида только для нее и строится, только и стремится к ней.
Здесь величайшая радость и ужас таинства, слепое касание, осязание грядущего Сына, — как бы Его самого, еще во мраке незримого, живое дыхание в лицо.
это «незаписанное слово» Господне, agraphon, это «неизреченное», arrêton, столь непонятное для нас, поняли бы здесь, в Елевзисе, пред лицом Мужа-Девы, Иакха. Вот куда привел нас великий Средиземно-Атлантический путь двух Двуострых Секир, двух двуполых божеств — Сына и Матери.