Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК

На следующее утро, 31 января, Джеймс Уотсон проснулся рано. Наспех одевшись, побежал в столовую Клэр-колледжа, чтобы проглотить овсянку и чай, после чего устремился в Кавендишскую лабораторию. Ворвавшись в кабинет Макса Перуца, он даже не обратил внимания на Брэгга, штудировавшего в углу журнал. Брэгг уже был по горло сыт выходками Уотсона и с нетерпением ждал того дня, когда можно будет наконец выкинуть назойливого американца из головы. Крик еще не пришел. По субботам он являлся в лабораторию довольно поздно и сейчас, скорее всего, еще нежился в постели, читая газеты.

Уотсону не терпелось поделиться тем, что он узнал и придумал накануне. В потоке его речи все время повторялись слова «форма В, форма А», но ни Брэгг, ни Перуц, особо не интересовавшиеся ДНК, не могли взять в толк, о чем он твердит. Перуц изучал белки. Брэгг, хотя и был одним из основоположников рентгеновской кристаллографии, большую часть своей карьеры занимался неорганическими веществами – металлами, минералами – и не имел фундаментальной подготовки в области биологии, тем более не следил за развитием генетики. «Он явно не придавал ДНК и сотой доли той важности, какую усматривал в структуре металлов, с таким удовольствием моделируемой им на мыльных пузырях. Сэр Лоуренс с величайшим наслаждением показывал свой весьма искусно снятый фильм о том, как пузыри сталкиваются друг с другом»{1013}.

Уотсон подошел к доске, исписанной Перуцем, быстро стер его формулы и по памяти изобразил «мальтийский крест» с рентгенограммы № 51 Розалинд Франклин. Брэгг засыпал его вопросами. Джеймс отвечал с энтузиазмом – наконец-то ему удалось всецело завладеть вниманием профессора. Затем он, памятуя о неудаче группы Брэгга со структурой белков, намеренно заговорил о Полинге в том смысле, что он может еще раз взяться за ДНК, а в Кавендишской лаборатории теряют время. И, куя железо, пока горячо, попросил разрешения на изготовление в мастерской набора деталей, изображающих пурины и пиримидины, чтобы строить модель ДНК{1014}.

Эта его речь должна была послужить катализатором для реакции Брэгга, который, конечно, страдал из-за того, что Полинг обошел его со своей ?-спиралью; кроме того, его возмущали «склоки» в Королевском колледже{1015}. Уотсон и Перуц нетерпеливо ждали разрешения Брэгга на работу по ДНК, которое было необходимо, чтобы двигаться вперед и одержать победу{1016}

. И они не обманулись в своих надеждах. Профессор расправил плечи и, словно капитан рулевому, отдал приказ: «Полный вперед!» Уотсон должен открыть структуру ДНК, чтобы прославить Кавендишскую лабораторию. Он должен добиться успеха ради британской науки. А главное, он 

должен сделать это прежде, чем Полинг поймет свои ошибки и исправит модель{1017}.

Уотсон, рассказывая Брэггу о своих планах построения модели, говорил только от первого лица, так как не хотел, чтобы Брэгг знал об участии в этом деле Фрэнсиса Крика, которое было совершенно необходимо. Уотсон долго работал самостоятельно с вирусом табачной мозаики, поэтому Брэгг полагал, что и модель он будет создавать в одиночку. «Таким образом, – рассудил Уотсон, – он мог спокойно спать, не мучаясь тем, что дал Крику карт-бланш на очередное безумное начинание»{1018}

. И, пока Брэгг не передумал, Джеймс выскочил из кабинета Перуца, сбежал вниз по лестнице в мастерскую и сообщил слесарю, что приступает к сборке моделей, которые должны быть готовы не позже чем через неделю{1019}.

Уотсон устроился за своим столом в помещении № 103, вскоре явился выспавшийся Крик с собственными новостями, пусть и всего лишь досужими сплетнями. Накануне супруги Крик устроили вечеринку, куда пригласили хорошенькую сестру Джеймса Элизабет, которая уже месяц жила в Кембридже в пансионе Камилль (Поп) Приор. Уотсон посоветовал ей поселиться у Поп, чтобы избавить от типичных английских меблирашек, а самому иметь возможность каждый вечер ужинать у Поп (что было полезно для его больного желудка) и общаться с живущими у нее девушками-иностранками{1020}. Элизабет привела на вечеринку своего нового воздыхателя – богатого молодого француза Бертрана Фуркада, который был очень хорош собой. Он тоже поселился у Поп на несколько месяцев, чтобы усовершенствовать свой английский. Его физическая привлекательность, прекрасно сидящие костюмы и европейское обаяние очаровали не только Элизабет, но и Одиль, которая самозабвенно внимала рассуждениям «самого красивого мужчины в Кембридже» о сложностях выбора развлечений во время своего предстоящего летнего отдыха на Ривьере{1021}.