Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК

В своих мемуарах Крик воспроизвел диалог, в котором призывал Уотсона оставить свои сомнения:

Крик: Почему не сделать модели с фосфатными группами снаружи?

Уотсон: Потому что это было бы слишком просто. (То есть тогда он мог бы построить слишком много моделей.)

Крик: Тогда почему бы не попробовать?{1041}

Наутро Уотсон пришел в лабораторию пораньше и разобрал самую уродливую модель с внутренним остовом, стараясь не повредить хрупкие детали. Следующие несколько дней он строил модели с сахаро-фосфатным остовом снаружи. В мастерской до сих пор возились с плоскими жестяными пластинками в качестве азотистых оснований, и приходилось еще по меньшей мере на неделю отложить манипуляции с ними{1042}. Передвигая фосфатные группы, Уотсон заметил, как легко изогнуть наружный «скелет», придав ему форму, соответствующую рентгенограмме. Структура с внешним расположением сахарных остатков и фосфатных групп прояснялась. Наиболее подходящий угол поворота спирали между двумя соседними азотистыми основаниями получался 30–40 градусов, откуда следовало, что если «скелет» снаружи, то имеющийся в данных рентгеновской кристаллографии повтор 34 A – это длина витка спирали вдоль ее оси{1043}

.

Крик тем временем корпел над надоевшей диссертацией{1044}, завидуя занятому куда более интересным делом Уотсону, и все чаще отрывался от своих вычислений, чтобы взглянуть на модель. Жестяная башня Уотсона росла на глазах. Однако вечером в пятницу, 6 февраля, оба без малейших колебаний прервали работу ради выходных. В субботу была вечеринка в Тринити-колледже, а в воскресенье к Крику должен был приехать Уилкинс, что было согласовано за несколько недель до появления рукописи Полинга в Кавендишской лаборатории{1045}. Накануне Уилкинс в письме подтвердил свой приезд и пообещал рассказать все, что запомнил и записал из прощального доклада Розалинд Франклин{1046}

. Для Уотсона и Крика это выходило очень вовремя.

8 февраля Уилкинс встретился с ними за ужином у Криков и сразу подвергся расспросам о дифракционной картине В-ДНК. Но Уилкинс открывал рот, только чтобы отделаться общими фразами или воздать должное стряпне Одиль. Они не добились больше того, что Уотсон уже знал{1047}. Тогда позвали Питера Полинга зайти попозже в тот же вечер. Оказалось, что, хотя Крик выслал Уилкинсу экземпляр статьи Полинга, тот ее так и не прочитал. Морису сунули текст и спросили, какие ошибки он в ней видит.

Уилкинс быстро разобрался и тоже заметил, что Полинг неверно поместил фосфатные группы в сердцевину спирали, как было и в злосчастной модели Уотсона и Крика. Он также обратил внимание на то, что нигде не указаны атомы натрия, тогда как кристаллическая ДНК, как ему было известно, содержит натрий. В ответ на замечания Уилкинса Крик удовлетворенно воскликнул: «В самую точку!» Позднее Уилкинс вспоминал: «Я заметил ошибку с гордостью школьника, который держит устный экзамен. Не было также никаких признаков того, что модель соответствует данным рентгеновской кристаллографии»{1048}.

Уотсон и Крик принялись уговаривать Уилкинса заняться построением моделей, чтобы первыми открыть структуру ДНК, иначе, как предупредил Питер Полинг Уилкинса, это почти наверняка сделает Полинг-старший. Уилкинс с прежним спокойствием и решимостью объяснил, что приступит к моделированию, как только Франклин уйдет из Королевского колледжа, то есть через несколько недель. Тут Крик и Уотсон, словно адвокаты, заманивающие в ловушку свидетеля противоположной стороны, задали вопрос, значивший больше, чем все их соблазнительные предложения: «Не будет ли Уилкинс против, если они начнут работать над моделями ДНК?»{1049}

И, затаив дыхание, ждали ответа.

Пятьдесят лет спустя Уилкинс в точности воспроизвел свою реакцию на это: «Их вопрос показался мне ужасным. Сам я никогда не воспринимал науку как гонку, и особенно мне не нравилось думать, что они бегут наперегонки со мной… Не припоминаю, чтобы я раздумывал о возможности стать тем, кто открыл структуру ДНК, но мне не по душе было и уступать место Фрэнсису с Джимом». Очевидным выходом из такого затруднения было бы сотрудничество Королевского колледжа и Кавендишской лаборатории, однако до этого не дошло. Уотсон и Крик были уверены, что им хватает и данных, и таланта, чтобы добиться успеха, поэтому они не предложили объединиться. А Уилкинс ушел от темы, опасаясь неизбежных трений между лондонской и кембриджской группами{1050}.

Позднее Уилкинс в свойственном ему духе пояснил, что взял паузу для обдумывания более общего вопроса – о препятствовании прогрессу науки: «ДНК не частная собственность, каждый вправе спокойно изучать ее без чьего бы то ни было давления»{1051}. А Фрэнсису и Джеймсу, наверное, казалось, что время тянется бесконечно. Наконец прозвучал неторопливый ответ: «Нет, не возражаю». Вообще-то для Уотсона согласие Уилкинса не имело особого значения: как он признался позже, даже если бы Морис выразил неодобрение, они продолжили бы строить модели{1052}.