Тайная история сновидений. Значение снов в различных культурах и жизни известных личностей

Взгляд художника перемещается с копии на оригинал портрета. Затем он поворачивается с палитрой в руке, чтобы хорошенько рассмотреть двойника. Он появляется в высоком зеркале, которое находится прямо позади него. В этом положении он видит неясные фрагменты изображения своего отца, проступающие сквозь непросохшую краску. А если немного подвинуться в сторону, можно увидеть перевернутое отображение рубцеватого оригинала.

Однако художник не двигается, потому что его отец смотрит на него и готовится закурить. Медленными и умелыми движениями лорд Рэндольф наполняет свой янтарный мундштук небольшими кусочками ваты. В эту минуту художник вспоминает: его отец верил в то, что подобный фильтр может исключить пагубное действие никотина.

Лорд Рэндольф выглядит молодым и энергичным.

Художник понимает, что на портрете неверно изображены его усы. Нанятый живописец упустил изящные завитки на кончиках усов. Художник поворачивается обратно к своему полотну и подрисовывает завитки.

Только теперь он начинает чувствовать запах виргинского табака – который так сильно отличается от аромата его гаванской сигары – понимая, что этот новый образ отца отнюдь не является результатом его творческого воображения.

Он снова поворачивается. Лорд Рэндольф перестает быть всего лишь зеркальным отражением. Если бы это было только его зеркальное отражение, оно бы исчезло во время движения. Он сидит на обитом красной материей кресле рядом с зеркалом.

«Это ты, Уинстон? Господи, мальчик мой, как же случилось, что ты стал таким старым и полным?»

«Это время, отец».

«Какой сейчас год?»

«1947 год».

«От рождества Христова, я полагаю».

«Да, папа. От рождества Христова. Люди по-прежнему ведут отсчет от этой даты».

«Я ничего не помню с – дай подумать – девяносто четвертого года. Я совершенно запутался. Теперь я понимаю, что пропустил более пятидесяти лет. Ты должен немедленно ввести меня в курс дела. Я уверен, что здесь есть, чем заняться. Но подожди – чем ты занимаешься здесь, на земле, Уинстон?» Лорд Рэндольф заметил палитру и мольберт.

«Я делаю копию твоего портрета, папа, того самого, который ты сделал, когда переехал в Ольстер».

«Ты художник? Никогда бы не поверил в это».

«Я занимаюсь этим только в свободное время».

«Тогда как же ты зарабатываешь себе на жизнь?»

«О, я пишу статьи для газет – они хорошо оплачиваются, а кроме того, сочинил одну-две собственных книги».

«В этом нет ничего постыдного, Уинстон».

По словам самого Уинстона Черчилля (которые полностью совпадают с приведенными здесь), покойный отец, лорд Рэндольф Черчилль, навестил его в 1947 году более чем через полвека после своей кончины. В то время Уинстону было уже более семидесяти лет. Невзирая на его важнейшую руководящую роль во время войны, партия и политическая программа Черчилля потерпели поражение на первых послевоенных всеобщих выборах. В беседе со своим отцом он в довольно сардонической манере рассказал о развитии демократии в условиях великих исторических потрясений, отметив, что «демократия – наихудшая форма правления, если не считать всех остальных». Когда лорд Рэндольф спросил, была ли война, Черчилль ответил: «С тех пор, как демократы пришли к власти, мы только и делаем, что воюем». В этом диалоге он так и не признался в том, что его собственная роль во многих важных событиях не ограничивалась положением простого наблюдателя.

Черчиллю наверняка был известен старый литературный прием представления назидательного поучения (а в данном случае рассказа о безнравственности) в рамках выдуманного сновидения. Мы могли бы подумать, что сон об отце представляет собой всего лишь уловку автора, если бы не весьма необычная атмосфера, окружающая этот малоизвестный рассказ. Черчилль озаглавил его «Частная жизнь» и дал своему секретарю строгие указания, согласно которым он не мог быть обнародован или опубликован при его жизни. Этот рассказ был впервые издан под другим названием «Сон» через год после смерти Черчилля в «Сандэй Телеграф» [1].

Сын Уинстона Рэндольф сообщил газетчикам, что услышал эту историю за семейным обедом, когда его сестра спросила, кого бы Черчилль больше всего хотел видеть сидящим на стуле на противоположном конце стола. Не раздумывая, Черчилль ответил: «Моего отца, разумеется». Затем он продолжил описывать визит лорда Рэндольфа. «Было непонятно, является ли это воспоминанием об увиденном сне или подробным описанием некой посетившей его ранее фантазии. Но именно данный эпизод лег в основу будущего рассказа» [2].