Услышанное удивило Иду. Он что, доволен ее работой? Девушка решила, что так и есть, и слегка улыбнулась Баркеру. Он взял чашку с чаем.
— Его лордство и я все равно скоро уедем отсюда, — сообщил Баркер Иде. — А после нашего возвращения все так или иначе войдет в колею.
Услышанное заставило ее немного приободриться.
— Ах! Будет так здорово еще с кем-нибудь пообщаться!
— Ни с кем ты общаться не будешь, — отхлебнув чай, заявил Баркер.
На Иду снова нахлынуло уныние. Впереди замаячили долгие дни, а затем и недели почти полного одиночества, которое не могли скрасить даже непродолжительные разговоры с Сэмюелем. Иде все трудней было сдерживать слезы. Она подумала о своей сестре Эви. Как ей счастливо и вольготно живется! В маленькой школе Кастлмейна все ее любят. Учитель ею гордится. Мама и незамужние тетушки превозносят до небес. А вот она, Ида, обречена на тяжелую домашнюю работу. Никто ей даже слова доброго не скажет. Девушка почувствовала себя никому не нужной.
— Я снова слышала собачьи шаги, — тихо произнесла она. — Она повсюду бродит, пока я убираю.
Баркер внимательно посмотрел на нее.
— Я слышала стук когтей. Собака бегала по половицам.
Камердинер опустил чашку на стол.
— Что еще за чертова собака?
— Пес, который здесь живет, — ответила Ида. — Он не позволил мне его погладить. Он даже увидеть себя не позволил. А жаль. Мне было бы не так одиноко. — Ида почувствовала, как к горлу подкатывают слезы. — У нас дома есть собака. Ее зовут Дейзи.
Баркер несколько секунд внимательно смотрел на нее своими темными глазами.
— В Саммерсби нет собаки.
Ида осторожно отпила чай из своей чашки.
— Есть. Я слышала, как она ходит по дому.
Чай уже остыл.
— Тогда это
Ида побледнела.
— Не нужно ее обижать! — сжимая чашку, воскликнула девушка. — Бедняжка не сделала ничего плохого! Ничего не натворила!
Баркер сохранял на лице ледяную невозмутимость.
— Эта собака уже мертва, маленькая дурочка. Она умерла в тот же день, что и ее хозяйка.
Ида заморгала.
— Они умерли
Баркер лишь фыркнул в ответ.
— Но… но… я
— То, что ты слышала, было отголоском твоего идиотизма, — насмешливо произнес камердинер.
Ида отшатнулась, словно ее ударили.
— Через две минуты я открою дверь спальни, и, надеюсь, там не будет такого же беспорядка, как в собачьем вольере, — сказал Баркер.
Ида поперхнулась холодным чаем и выплюнула его.
— Какой именно спальни?
— Пока что не знаю, — дразня ее, произнес Баркер. — Я решу на ходу.
— Повсюду безупречная чистота. Клянусь! — воскликнула девушка, мысленно перебирая в уме комнаты, в которых убрала, и те, по которым только «прошлась».
— Судить буду я, — заявил Баркер, — и судить строго.
Ида вскочила из-за стола прежде, чем он успел пошевелиться.
Когда стало ясно, что в ближайшее время Баркер не собирается исполнять свою угрозу, Ида перестала паниковать и приступила к тому, что называла «доработкой мелочей». Всего ей приходилось убирать шесть или семь спален. Больше всего девушке нравилось бывать в комнате, где стояла ширма с пагодами и драконами (Ида назвала ее «китайской комнатой»). Она сочла, что это спальня для леди, хотя далеко не все здесь отвечало представлениям о женственности, и старалась сделать помещение как можно более уютным. Иде казалось, что прежде эта комната была обставлена в соответствии с вкусами хозяйки.
Необычное признание из могилы не давало Иде покоя. Бедная, горемычная женщина,
Действительно ли мисс Матильду скоро выпустят на свободу?
За последнее время Ида перенесла в китайскую комнату множество вещиц, найденных в других помещениях. Все это, по ее мнению, должно было понравиться женщине, обладающей изысканным вкусом: рубинового цвета ваза со щербинкой внизу, немецкая фигурка пастушки и довольно миленькая небольшая плоская шкатулка с инкрустацией из слоновой кости в мавританском стиле. Она была пуста. С внутренней стороны крышки кто-то вывел чернилами: «Памятная шкатулка». Учитывая, что Ида никогда не встречала особу, наделенную столь разнообразными вкусами, ее предположения зиждились исключительно на прочитанных романах.