Тайная помолвка

– О, несчастная! Помимо своей воли я мстил тебе, и так жестоко! – воскликнул он, обхватив руками голову. – Мое преступление наложило пятно на честь женщины? Нет, этого я не желал!..

– Пусть это, сын мой, докажет вам еще раз, как бессильна и слепа воля человека. Преклонитесь перед неисповедимыми судьбами Господа, который иногда допускает преступление для того, чтобы оно послужило испытанием и направлением Его чад. Взгляните, как рука Господня употребила ваши собственные страсти на то, чтобы привлечь вас к познанию Бога, а следовательно, к нравственному совершенствованию. Покаяние привело вас к христианской вере и спасло вашу душу от бездны безверия. Безумную гордость Рауля, которая внушила ему считать себя выше других по праву происхождения, Бог наказал, толкнув его на преступление – связь с женой человека, которого он несправедливо оскорбил, а Валерия, не имеющая смелости сдержать слово, данное избраннику своего сердца, терпит поругание, хотя и несправедливое, своей чести.

– Но мысль, что я причинил ей так много зла, страшно мучает меня, – прошептал Самуил.

– Таковы всегда последствия дурных поступков. Но позвольте вам сказать, сын мой, что не бесплодными сожалениями, а делом должны вы искупить вину вашу. Окружив глубокой отцовской заботой и любовью похищенного ребенка, воспитав его религиозным, щедрым, который бы достойно для ближних пользовался огромным состоянием, оставленным вами ему, вы загладите в большей мере вашу перед ним вину, потому что не имя и не общественное положение делают человека счастливым и составляют его заслугу перед Творцом. Я буду усердно молиться, чтобы милосердие Божье не обнаружило вашего преступления, помогло бы Раулю и Валерии честно выполнить свои обязанности относительно Амедея и даровало бы вашей душе спокойствие, покорность и силу долга.

Самуил желал, чтобы его обращение в христианство прошло как можно тише; ему было неприятно, что опять пойдут на его счет новые пересуды. Потому он решил, что таинство совершится без всяких пышностей в маленькой церкви, где служит отец Мартин, тотчас после обедни и лишь в присутствии необходимых свидетелей. Барон Кирхберг, единственный из христиан его знакомый, внушающий симпатию, был в отсутствии, но через посредство фон-Роте члены одной очень почтенной семьи из его прихожан согласились быть восприемниками миллионера и его сына. То был отставной офицер, проживающий на свою скромную пенсию с женой и замужней дочерью, выданной за какого-то мелкого чиновника. Эти простые и скромные люди приняли неофитов с самой искренней приветливостью и восхищались красотой ребенка.

Наконец настал день крестин.

Самуил, сосредоточенный и умиленный сердцем, был так спокоен, как уже не был давно. После церемонии он взял на руки маленького Эгона со странным сложным чувством и поцеловал его розовый ротик и пепельные кудри; ему казалось, что он возвратил ребенку частицу того, что у него отнял.

Он умышленно избрал для ребенка имя Эгон, его деда с материнской стороны. Сам же он принял имя своего крестного отца Гуго: этим именем мы и будем теперь его называть. Из церкви все присутствующие поехали к банкиру, где их ожидал превосходный завтрак, оживленный искренним весельем. Отец Роте, казалось, забыл исповедь бывшего Самуила; его почтенное лицо сияло радостью и самым лучшим настроением духа.

Когда все собрались в зале, Гуго поднес дамам на память об этом знаменитом дне жизни два убора, которые некогда Валерия и Антуанетта ему возвратили. Такой подарок представлял целое состояние для скромной бедной семьи. Дамы были восхищены, и дочь, милая, простодушная женщина, тотчас же спросила у своего крестника – не обидится ли он, если она обменяет у ювелира эти слишком роскошные бриллианты на соответствующую сумму денег. Гуго ответил смеясь, что, конечно, она может делать со своим подарком что захочет, и, целуя ее руку, присовокупил:

– Когда вы будете матерью, моя милейшая крестная, то, надеюсь, вы позволите мне отплатить вам тем же и быть крестным отцом вашего ребенка, настоящим крестным отцом, который поможет ему преодолеть трудности жизненного пути.

Когда гости уехали, банкир с маленьким новокрещеным пошел к себе в комнату, и радостное настроение мальчика достигло апогея, когда он увидел стол с приготовленными для него игрушками. Следя за шумными забавами ребенка и терпеливо отвечая на его бесконечные вопросы, он снова поклялся в душе посвятить все свои заботы воспитанию этого насильственно приобретенного сына. Привязанность Эгона облегчила ему эту задачу, так как мальчик, хотя и был своеволен, капризен и крайне вспыльчив, но, благодаря его любящему сердцу, достаточно было строгого взгляда отца, которого он обожал, чтобы тотчас же привести его в повиновение.