Тайная помолвка

Атеистические и материалистические идеи снова овладели им; с увлечением, свойственным его пылкой натуре, стал он убеждать себя, что вера в справедливость и милосердие Провидения нелепы и смешны и что в действительности человек есть не что иное, как скопление материальных атомов, которые соединяет случай и развивает слепой закон. Зильберштейн с сыном начали посещать его примерно в то время, как у Самуила совершился этот поворот в его душе. Оба они боялись упустить богатого жениха, намеченного ими для Руфи. Они не задавали ему вопросов, не упрекали по поводу его вторичного покушения на самоубийство, и, улучив добрую минуту, биржевой маклер намекнул Самуилу, что так как он открыто помолвлен с его дочерью, то надо же подумать и о свадьбе, если он не хочет скомпрометировать девушку. Банкир ничего не ответил, на следующий день написал будущему тестю письмо, в котором назначил день свадьбы.

В одну из бессонных ночей после выстраданной им борьбы, почти с ненавистью отгоняя воспоминание о Валерии, Самуил пришел к убеждению, что полная перемена в его жизни будет ему полезна, что домом его должна руководить женщина, что для этой роли Руфь была весьма подходящей. Она получила прекрасное образование, имела отличные манеры, и так как выросла почти в бедности, то роскошь, которой она будет окружена в доме мужа, вознаградит ее за недостаток в любви. Пылкая страсть невесты не тревожила Самуила. Эти романтические мечтания, думал он, со временем легко улетучатся.

Свадьба состоялась, с обеих сторон последовало быстрое разочарование. Руфь, безумно влюбленная в мужа, была оскорблена и возмущена его ледяной холодностью, она не могла понять, что значат его сдержанность и явное желание избегать ее присутствия. Когда в первый раз она позволила себе ласку и несколько слов любви, мрачный и удивленный взгляд, которым смерил ее Самуил, обдал ее холодом. Отвергнутая молодая женщина как будто примирилась со своей участью, но всей своей пылкой душой она стремилась разгадать загадку и ломала себе голову над ее разрешением.

Самуил же горько раскаивался, что попал в сети хитрого Зильберштейна. Он чувствовал себя связанным, его тяготил жгучий взгляд Руфи, а страсть, которую она питала к нему, внушала отвращение. Невольно сравнивал он страстную и демоническую красоту молодой еврейки с нежной, воздушной и обаятельной красотой Валерии, и сравнение это с каждым днем все более и более убеждало его в том, что чувства его к бывшей невесте неизлечимы. Он презирал в себе эту слабость, но перестал бороться с ней, а стал искать утешения в тягостных, но сладких воспоминаниях о своем кратковременном счастье. Таким образом, еще до женитьбы закрыл он помещение, приготовленное для Валерии, ничего в нем не тронув. В смежной комнате устроил он свой кабинет и, как часовой, сторожил дверь своего потерянного рая. Иногда входил он туда, садился перед портретом Валерии и подолгу не сводил с него глаз, чувствуя, что одной ее улыбки, одного ее слова было бы достаточно, чтобы снова повергнуть его к ее ногам.

Таково было положение дел, когда дня через четыре после свадьбы Самуил получил письмо от отца фон-Роте, в котором тот сообщал ему, что опасно заболел в Риме и был задержан там долее предполагаемого срока. Возвратясь в Пешт, он с глубоким прискорбием узнал о событиях, совершившихся в его отсутствие, и, весьма желая с ним повидаться, просит назначить день и час для этого визита.

Самуил поспешно ответил, что ему будет очень приятно принять его преподобие завтра утром и что, в свою очередь, он сам очень желал бы с ним побеседовать.

Фон-Роте явился в назначенный час, и Самуил принял его в той же самой комнате, где они занимались изучением догматов христианской веры и где произошла ужасная сцена с главным раввином города Пешта. Оба глубоко взволнованные, они дружески пожали друг другу руки.

– Очень рад вас видеть, преподобный отец, – сказал Самуил, усаживая в кресло своего почетного гостя. – Благодарю вас за посещение, которое, надеюсь, не будет последним, хотя затаенное ваше желание обратить меня в христианство не имеет уже никакого значения и шанса на успех, – присовокупил он с грустной улыбкой.

– Как это вы догадались? – спросил священник с удивлением. – Впрочем, сознаюсь, это правда. Вы были моим лучшим учеником и так твердо стояли на пути спасения, что я не мог верить, чтобы утрата женщины могла совратить вас с этого пути.