– Иди. И смотри, не опоздай.
Зоя исчезла вмиг. И Алине стало ее жаль. Может, девочка и не самая приятная, но… она не заслужила такого. Или заслужила?
– Зоя здесь уже полтора года, – меж тем заговорил отец Лаврентий, обращаясь исключительно к Максу, Алину же в ее греховности он решил не замечать. – А вы?..
– Нам порекомендовали обратиться к матушке Раисе. Мы не знали, что она умерла… Но видим, что дело ее живо…
Макс указал на коровник.
– У меня сестра есть. Младшая. Четырнадцать всего, связалась с дурной компанией. Попивать стала. Из дома исчезает. Подворовывает… Это Алина, моя невеста. Так вот, Сонька ей и хамит. А еще отравить пыталась. Дурная, конечно. Но после мамкиной смерти с нею сладу никакого.
Макс врал, как на духу. А батюшка Лаврентий кивал, на лице его появилась маска сочувствия, мол, понимает он…
Следующий час прошел в познавательной экскурсии. Их провели по общежитию, которое и после ремонта не утратило сходства с коровником. Показали учебные классы.
Огород.
Птичник с курами редких пород.
Скотный двор, мастерскую, в которой девушки занимались вышивкой.
– Мы приучаем не только ко смирению, – при появлении батюшки Лаврентия все разговоры мигом прекращались, – но и к труду. Труд возвышает душу…
– А с полицией у вас не возникает… недомолвок? – осторожно поинтересовался Макс.
– В районе знают о нашей школе. И дважды награждали! – Это батюшка Лаврентий произнес с гордостью. – Все девочки попадают сюда с согласия их родственников, родителей или, чаще, опекунов. И естественно, поначалу многие заблудшие души упрямятся, не желая возвращаться на путь добра. Зло кажется привлекательным. В нынешнем мире полно соблазнов, пред которыми не устоять юнице…
Он говорил что-то еще, а Алина не могла отделаться от мысли, что все это благостное заведение по сути своей – тюрьма для несовершеннолетних.
– Вижу ваши сомнения. – Отец Лаврентий удостоил Алину насмешливого взгляда. – Однако же, коль вы не готовы думать о духовном, то поразмыслите о телесном. Взять хотя бы Зою… Она попала сюда в пятнадцать лет. Она курила. Пила. Пробовала травку. Лгала, как дышала… Я не говорю уже о венерических болезнях, от которых ее пришлось лечить. У нее за спиной три аборта. И что ждало бы ее на свободе? Еще пара лет такой жизни, а после игла и смерть в подворотне? Сюда обращаются те, кто испробовал иные пути: убеждения, психологов, лекарства даже. Нет, мы не принимаем девушек с явными отклонениями в психике. Или активных наркоманов. Мы не настолько самоуверенны. Но есть те, кто оступился и в слепоте своей не разумеет, что жизнь его вот-вот оборвется.
Наверное, он был в чем-то прав.
Или нет?
– Оступаются многие, – меж тем продолжил отец Лаврентий. – Но немногим дано осознать ошибку. И уж вовсе единицы имеют шанс исправить ее… Моя супруга, о которой вам говорили, была из их числа.
Он перекрестился.
И Алину потянуло перекреститься следом, но она удержалась.
– На заре юности Раиса поддалась искушению… – Он говорил медленно, с расстановкой. – Она встала на путь порока. И едва не погибла. Я встретил ее в больнице. Раиса попала туда с передозировкой, но ее, к счастью, откачали… Тогда она и не думала о том, чтобы завязать. Нет, все ее мысли были устремлены лишь на то, чтобы найти денег на новую дозу. Я увидел перед собой женщину… по документам ей было чуть за двадцать. Выглядела она сущею старухой. Да и на человека походила слабо. Скорее уж на человекообразное существо. Не знаю уж, верно, божий промысел, не иначе, не позволил мне отступиться. Я еще не принял сан, да и вовсе не мыслил о подобном пути. Был лишь интерном, мне стало ее жаль. Почему ее? Не знаю… Я приходил. Читал ей. Рассказывал что-нибудь. И в какой-то момент увидел, что мои визиты ей не безразличны. Я уговорил ее попробовать отказаться от наркотиков. И да, мы оба прошли длинный путь, прежде чем оказались здесь.
Он вздохнул:
– Мне очень не хватает ее поддержки… Она, как никто другой, понимала этих девочек. Я же… я лишь исполняю, что должно. И пускай мои методы не всегда получают одобрение, но у воспитанниц хотя бы появляется шанс.
Возразить на это было нечего.
И Алина промолчала. Она молчала до машины. И когда села в нее, и когда Макс мотор завел, тоже не проронила ни слова. Только когда машина тронулась с места, спросила:
– Выходит, мы сюда зря приезжали?
– Почему? – Макс потер переносицу. – Ну, во-первых, мы увидели, на что ушли деньги Марины. Во-вторых, узнали кое-что о ее прошлом. Марина, Раиса и Галина, полагаю, вместе промышляли… Потому Марина и расщедрилась… В-третьих, мы еще не закончили.
Алина нахмурилась: она не понимала, что еще Макс собирается делать. Он же, выехав за деревню, остановился. Осмотрелся.
– Если память не изменяет, кладбище было где-то рядом…
Оно пряталось за очередным холмом. И почти терялось под сенью вековых деревьев. Кладбище выглядело старым, если не древним, и развалины церкви лишь усугубляли ощущение этой древности.
– Эй! – Макс перескочил через разваленную стену и Алине руку подал. – Есть тут кто?
– Чего орешь?
Зойка сидела на лавочке, положив ноги на кладбищенскую оградку.