Тайная жизнь Маши Ромашкиной

— Допустим.

— Не дома??? — возмущенно-нравственно, как умеет только она.

— Дома я, дома, — потираю переносицу и отодвигаю трубку подальше. Всё-таки сестра слишком громкая для такого утра.

— Так какого фига ты не открываешь, я названиваю тебе в дверь уже минут десять.

— Щас, — вздыхаю, отключаюсь, и, собрав все имеющиеся во мне силы, привожу тело в вертикальное положение. Шаркающей походкой направляюсь в коридор, только сейчас осознав, что на мне трусы и носки. Прикольно. Замёрз ночью что ли?

Открываю дверь и прищуриваюсь от искусственного освещения подъезда. Сестра огибает меня и несется по коридору, по пути сбрасывая туфли.

— Русик, не обессудь, терплю уже полчаса! — кидает на ходу и скрывается в туалете.

Все той же шаркающей походкой заядлого алкоголика направляюсь на кухню и жадно присасываюсь к чайнику. Блин, чего ж так хреново сегодня? Вроде на минималках вчера был: бокал пива и пару вискаря. Детская доза для меня. Но отчего-то все тело ломит как после столкновения с асфальтоукладчиком.

Я смотрю на нее несколько долгих минут. Она не отрывает взгляд от окна, сначала хмурится, сводя идеальные брови на переносице, а потом с полуулыбкой. Узнать бы, что она там разглядела такого? Но я не в силах отвести от нее свой взгляд. Маленький нежный ангел, фарфоровая куколка. Странное чувство переполняет мою грудную клетку. Я не помню, что чувствовал минуту назад или год, я не в силах понять сейчас и то, почему так сильно сжимаю ее ладонь. С ней ведь так нельзя, правда? Она создана для ласки. Я поглаживаю ее ладонь, остро ощущая прилив чувственной энергии.

За спиной появляется Ленка, громко причитая о том, что ее мочевой пузырь только что пережил и прерывая поток картинок.

— Чай будешь? — хриплю я.

— Ой, да садись ты! Сама сделаю, на ногах же не стоишь, — смеётся она.

Сажусь на диванчик у окна и, прищурив один глаз, смотрю во двор. Яркое синее небо и радостные улицы, освещенные лучам теплого солнца, словно сошли с рекламного буклета. Картина за окном — противовес того, что я чувствую у себя внутри. Словно природа насмехается, выставляя напоказ разницу между светом и тьмой. Испытывает своей улыбкой. Выводит из себя.

Зарываюсь лицом в ладони, издавая протяжные утробные звуки.

— Это где ты так вчера нахреначился? — спрашивает сестра.

— В бар с пацанами ходили.

— А, ну тогда все ясно. Повезло тебе, что живешь отдельно, без родительских нотаций обходишься! — говорит она, пока возится с чашками.

— Ты ради задушевных разговоров пришла или мочевой пузырь привел?

— И то, и другое, и соскучилась, — ехидно замечает сестра, пока кладет сахар. — Поговорить с тобой хотела.

Передо мной ставится чашка с горячим напитком, а Ленка усаживает напротив. Тянусь к чашке, стараясь сдержать дрожь в руках.

— Ууу, а вечер, видать, не обошелся без приключений, — подмечает сестра, пристально вглядываясь в мое лицо.

— Чего?

— Ну, — обводит она пальчиком контур лица. — Вот это все, не об косяк же?

Встаю с места и иду в ванную. Из зеркала на меня пялится почти Франкенштейн. Блять. Что вчера было?

Удар, ещё один, спотыкаюсь и валюсь на землю. Крепкий, паршивец, а так и не скажешь. Ну, ничего, ему от меня тоже прилетело, пока он не опомнился и не пошел в ответную атаку. Сплевываю кровь и поднимаюсь, растягивая на губах усмешку.

— Сука.

Возвращаюсь на кухню, где сестра уже достала из морозилки упаковку с лазаньей.

— На вот, приложи, — протягивает мне. — Губа как? Может к отцу, пусть зашьет?

— Нет уж, как-нибудь обойдусь.

— Рус, ну, видок у тебя так себе, честно. Так что вчера случилось?

— Смутно помню, — не признаваться же, что всему виной ее старая знакомая. Тем более я до конца не уверен, что там произошло.

Она скрывается за дверью, так и не обернувшись. Забирает с собой свой запах, свое тепло и мое самообладание. Как это произошло? В какой момент времени переключился этот тумблер: с "ненавижу ее" до "она так нужна мне"? Где-то на заднем сидении такси в приступе романтического дурмана? Или когда бешенство закрыло красной пеленой мои глаза? А может, когда я впервые увидел ее слезы? Я все ждал, когда же она раскается за все, что сделала, я мечтал увидеть ее слезы, которые стали бы доказательством признания вины. Но эти влажные глаза были свидетельством совсем иного: я докатился до ручки. Сорвался, испугал даже самого себя.

— Опять ты? — звучит злое за спиной.

— Так вот, я что подумала, — вновь вырывает меня из воспоминаний Ленка. — Можешь ты ему помочь?

— Что? — о чем речь вообще?

— Ну, Рус, блин. Он без работы сейчас, а у тебя крупная контора…

— Ну, во-первых, не у меня, я там просто работаю. А во-вторых, кому помочь?

— Ты меня вообще не слушаешь! Вале помочь. Парню моему, але! — щелкает у меня перед глазами.

— А что, твой Валя самостоятельно работу найти не может?

— Вот представь себе, не все такие как ты, способны сами себя обеспечивать и на крутые тачки без кредита заработать, — ехидно замечает она.

Ох, систер, знала бы ты, что я делаю, чтоб все это себе позволить.

— Ладно, спрошу в отделе подбора, есть ли какие-то вакансии. Напишу тебе потом, — милостиво соглашаюсь я.