Тайная жизнь мозга. Как наш мозг думает, чувствует и принимает решения

Использование этой концепции в игровом эксперименте позволяет нам глубоко изучить причины доверия между людьми. Мы уже выявили некоторые элементы. К примеру, многие игроки в ходе эксперимента находят разумный баланс между доверием и защитой своих интересов. Первый участник игры обычно предлагает второму примерно половину всех денег. Доверие к другому зависит от сходства между игроками, включая речевые особенности, внешность, этническую принадлежность и так далее. Здесь мы снова наблюдаем порочность нравственности, основанной на поверхностных характеристиках. Размер предложения также зависит от того, сколько денег стоит на кону. Тот, кто готов делиться поровну, получая десять фунтов, может принять иное решение, если речь пойдет о десяти тысячах фунтов. Доверие имеет цену.

В другом варианте этого эксперимента, известном как игра «Ультиматум», первый участник, как обычно, должен разделить полученные деньги. Второй участник может принять предложение или отвергнуть его. В случае отказа никто ничего не получает. Это значит, что первый игрок должен найти точку приемлемого равновесия, которая обычно находится где-то в районе половины суммы. В противном случае оба проигрывают.

В поисках того, что антрополог Джозеф Хенрих назвал homo economicus

, он познакомил с этой игрой пятнадцать маленьких общин в отдаленных уголках планеты и обнаружил, что культурные нормы устанавливают весьма точные правила решения. К примеру, в племенах Ау и Гнау на Папуа – Новой Гвинее многие участники предлагали больше половины того, что получали; такая щедрость редко наблюдалась в других культурах. Но второй игрок обычно отвергал предложение. Это кажется необъяснимым, если не понимать культурных особенностей меланезийских племен. В соответствии с негласным правилом, принятие подарков, даже добровольных, налагает обязательство щедрого воздаяния в будущем. Можно сказать, что принять подарок – все равно что взять ипотеку[41].

Два масштабных исследования монозиготных (идентичных) и дизиготных (геномы которых отличаются так же, как они отличаются у братьев и сестер) близнецов, проведенные в Швеции и США, показывают, что индивидуальные различия в щедрости (на примере игры «Доверие») также имеют генетическую предрасположенность. Если у монозиготных близнецов один брат очень щедр, в большинстве случаев его «двойник» тоже будет щедрым. Верно и обратное: если один решает сохранить все деньги при себе, другой с высокой вероятностью сделает то же самое. У дизиготных близнецов эта связь проявляется в меньшей степени, и это позволяет нам исключить вывод, что сходство является результатом совместного воспитания в одной семье. Разумеется, это не противоречит уже установленным фактам – социальные и культурные отличия влияют на желание делиться, – а просто показывает, что щедрость зависит и от других факторов.

Открытие генетической основы предрасположенности к доверию и сотрудничеству приводит к довольно неудобному вопросу. Какие химические, гормональные и нейронные процессы делают человека более склонным доверять другим людям? Как и в случае с обонятельными предпочтениями, изучение «химии сотрудничества» начинается с наблюдений за реакциями животных. Здесь у нас появляется вероятный кандидат: гормон окситоцин, который модулирует активность мозга и играет ключевую роль в склонности к социальным связям. Участник игры «Доверие», вдохнувший окситоцин, проявляет больше щедрости, чем участник, вдохнувший плацебо.

Окситоцин участвует в формировании родительского поведения. Он играет ведущую роль в активации сокращений матки во время родов, что объясняет происхождение термина от греческого oxys, то есть «быстрый», и tokos – «рождение». Он также высвобождается при сосании груди, способствуя грудному вскармливанию. Но окситоцин не только готовит тело к материнству; он также готовит характер матери к великому подвигу, который ей предстоит. Когда яркам вводят дозу окситоцина, они начинают вести себя по-матерински с ягнятами других овец, как будто это их собственные дети. Они становятся заботливыми матерями. И наоборот: когда овцематке дают вещества-антагонисты, блокирующие действие окситоцина, она утрачивает типично материнское поведение и пренебрегает своим потомством. Поэтому окситоцин получил неофициальное название «молекула материнской любви» и даже «молекула любви» в более общем смысле.

С тех пор было проведено много исследований, раз за разом демонстрировавших, что введение одной дозы окситоцина улучшает различные аспекты социального познания: доверие, способность распознавать эмоции и удерживать взгляд на другом человеке, понимание, сотрудничество и рассуждение о сложных социальных взаимодействиях. С некоторым основанием окситоцин преподносят в прессе как Святой Грааль сопереживания, любви и нежных эмоций. Можем ли мы просто орошать себя окситоцином, чтобы жить в лучшем мире? Могут ли мечты о дружбе, доверии и более справедливом и добром обществе быть подкреплены увеличением дозы окситоцина?