Тайник

Ее ребячество рассердило его еще больше. Их словно отбросило назад в то время, когда ему было двадцать три, а ей двенадцать и он, столкнувшись с приступом необъяснимой подростковой истерики по поводу стрижки, которая ей не шла, вырывал у нее из рук ножницы, пока она не сотворила с волосами что-нибудь похуже и не изуродовала себя в наказание за то, что решила, будто новая прическа поможет ей примириться с прыщами на подбородке, которые высыпали в одночасье, ознаменовав наступление в ее жизни периода перемен.

«Да, с нашей Деб не соскучишься, это точно», — сказал тогда ее отец. «Женского глаза ей не хватает», — добавил он, а сам так никогда и не женился.

«Как было бы удобно, — подумал Сент-Джеймс, — взять и свалить сейчас всю вину на Джозефа Коттера, дескать, не предпочти он остаться вдовцом, ничего подобного сейчас между нами с Деборой не происходило бы. Вот было бы замечательно! И незачем строить догадки, почему Дебора повела себя столь непостижимым образом».

Он настиг ее. И безрассудно выпалил первое, что пришло ему на ум:

— Не вздумай больше убегать от меня, Дебора.

Не разжимая кулака с зажатыми в нем ягодами, она резко развернулась.

— Не смей… Не смей говорить со мной в таком тоне!

Он сделал попытку успокоиться. Он понимал, что эта стычка перерастет в затяжную ссору, если один из них не возьмет себя в руки и не перестанет кипятиться. А еще он знал, что вряд ли Дебора первой пойдет на мировую. И поэтому как можно спокойнее — хотя, вероятно, его голос прозвучал лишь чуть менее воинственно, чем раньше, — он произнес:

— Я жду объяснений.

— Ах вот как? Ну так извини, дорогой, но я не расположена их давать.

И она швырнула ягоды на тропинку.

«Словно перчатку», — пронеслось у него в голове.

Если он ее поднимет, между ними разразится настоящая война. Как бы он ни был зол, войны не хотелось. Разум еще не совсем изменил ему, и он понимал, что в битве между ними победителя не будет. Он сказал:

— Это кольцо представляет собой улику. А улики должны быть в руках полиции. Если оно не попадет к ним немедленно…

— Можно подумать, что все улики попадают в полицию прямо сразу, — отрезала она. — Ты прекрасно знаешь, что это не так. Ты прекрасно знаешь, что половина улик, которые удается добыть полиции, сначала никто даже уликами не считает. Через сколько рук они проходят, прежде чем попадут туда, куда нужно? Уж кому-кому, а тебе это известно, Саймон.

— Но это никому не дает права умножать число рук, через которые проходят улики, — возразил он. — Где ты была с этим кольцом?

— Ты что, меня допрашиваешь? Да ты сам-то слышишь, что говоришь? Или тебя это не заботит?

— Сейчас меня заботит только одно: почему улика, которая, как я полагал, находится в руках Ле Галле, оказалась где-то в неизвестном месте, когда я заговорил о ней? Тебя не заботит, что это означает?

— А, понятно.

И она вздернула подбородок. В ее голосе прозвучало ликование, как всегда у женщины, когда мужчина наступает на мину, которую она ему подложила.

— Ты в этом весь. Главное — хорошо выглядеть. Нам плюнули в лицо, а утереться нечем.

— Препятствование полицейскому расследованию — это не плевок в лицо, — ответил он лаконично. — Это преступление.

— Я никому ни в чем не препятствую. Вот это чертово кольцо.

Она сунула руку в висевшую у нее на плече сумочку, вытащила завернутое в носовой платок кольцо, схватила его за руку так же сильно, как он ее несколько минут назад, и втиснула сверток прямо ему в ладонь.

— На, держи. Доволен? Тащи его к своему дорогому Ле Галле. А то еще подумает о тебе что-нибудь нехорошее, если ты не примчишься к нему немедленно, Саймон.

— Почему ты так себя ведешь?

— Я? А ты почему?

— Потому что я сказал тебе, что надо делать. Потому что у нас есть улика. Потому что мы оба знаем, что это улика. Потому что мы знали это тогда и…

— Нет, — сказала она. — Ты не прав. Мы этого не знали. Мы только подозревали. И на основании этого подозрения ты велел мне отнести кольцо в полицию. Но если уж кольцо должно было попасть в руки полиции немедленно, если его роль была так очевидна, так почему же ты сам не отвез его в город, а отбыл в неизвестном направлении, которое на тот момент казалось тебе более важным?

Сент-Джеймс выслушал ее тираду с нарастающим раздражением.

— Ты прекрасно знаешь, что я разговаривал с Рут Бруар. Учитывая то, что она сестра убитого, и то, что она сама пригласила меня для разговора, о чем тебе тоже хорошо известно, можно сказать, что в Ле-Репозуар меня призывало дело не самого последнего значения.

— Ну конечно. Разумеется. В то время как дело, которым занималась я, и яйца выеденного не стоит.

— То, чем ты должна была заниматься…

— Хватит уже об этом!

Ее голос сорвался на визг. Похоже, она сама это услышала, потому что заговорила тише, хотя и не менее гневно.

— А занималась я, — сказала она, издевательски подчеркнув это слово, — вот чем. Это записки Чайны. Она считает, что они могут тебе пригодиться.

Порывшись у себя в сумочке еще раз, Дебора извлекла оттуда сложенный вдвое блокнот.