Читаем Таинственный Леонардо полностью

В ту эпоху живописцы обычно представляли эскизы и уведомляли заказчиков о том, как продвигается работа. Возможно, при взгляде на такие непереносимые страдания заказчики Леонардо отказались приобрести картину. Этот святой оказался слишком неистовым и человечным в глазах его сограждан, в особенности по сравнению с другими святыми Иеронимами, изображенными его современниками: захваченными опытом богообщения и превратившимися в совершенные и недосягаемые создания. Несомненно, такие изображения святого больше соответствовали господствовавшим представлениям, были более интеллектуальными и одухотворенными, чем леонардовский святой Иероним. Да Винчи не собирался считаться с подобными условностями.

Кабальный контракт

После того как «Святой Иероним» был брошен на полпути, отец попытался найти для него новые возможности, но молодой художник только подтвердил свое непочтительное отношение к традиции. Со временем сер Пьеро предложил свои услуги монахам августинского ордена церкви Сан-Донато в Скопето, которые благодаря пожертвованному им участку земли получили наконец возможность заказать роспись для ниши главного алтаря своей церкви. В этот момент в игру вступил Леонардо, подписав с монастырем весьма странный контракт на создание росписи «Поклонение Волхвов».

За эту работу ему не заплатят ни гроша и не дадут никакого задатка: за работу он получит земельный участок, который приход только что получил в наследство, оцененный в 300 флоринов – внушительная сумма для начинающего художника. Однако в договоре скрывалась ловушка. Братья августинцы, как если бы не хватало этого необычного соглашения, обязали живописца внести 150 флоринов на приданое одной девушке, возможно, дочери их щедрого дарителя; кроме того, они не позволили ему сразу же перепродать участок. Мало того, они не предусмотрели никакой компенсации на покупку материалов для работы. Художник был вынужден работать месяцами, не получая ни сольдо и питаясь надеждой, что земля принесет хоть что-то; между тем он должен был выплатить половину своего будущего заработка новобрачной. Такой контракт любой признал бы неприемлемым, почти насмешкой.

Несмотря на абсурдные условия, он подписал контракт, возможно, потому, что уже знал: во Флоренции не принято было соблюдать соглашения между художниками и заказчиками.

Леонардо только что покинул мастерскую Верроккьо и сразу же столкнулся с рыночными трудностями, к которым не мог отнестись спокойно. Несмотря на абсурдные условия, он подписал контракт, возможно, потому, что уже знал: во Флоренции не принято было соблюдать соглашения между художниками и заказчиками. Действительно, по прошествии четырех месяцев августинцы объявили, что работа не была закончена к сроку, и, чтобы ускорить ее, они согласились на просьбу художника: послали 28 флоринов на покупку пигмента и фольги для позолоты в аптеку иезуитов. Очевидно, монахи надеялись получить картину, выполненную в декоративном вкусе Джентиле да Фабриано или Доменико Венециано, настоящее торжество золота и кружев, которое поразило бы прихожан. Или картину, похожую на роспись Беноццо Гоццоли для капеллы волхвов в Палаццо Медичи: кортеж богатых кавалеров и дам, прославляющих самых выдающихся представителей семейства Медичи.

Однако да Винчи пошел совершенно иным путем. Ничего не подозревавшие августинианцы никак не могли подозревать, что молодой Леонардо припас для них нечто совершенно необычное.

Ничто больше не будет как раньше

Поклонение волхвов всегда предусматривает, что Мария сидит в крайнем правом или левом углу картины, иногда под крышей хижины вместе с Иосифом, волом и осликом. Таким образом, королевский кортеж растягивается насколько это возможно, теряясь вдали. На переднем плане появляются кони в элегантной сбруе, сановники, разодетые в роскошные восточные наряды, сопровождающие их животные всех видов, борзые, кролики и, разумеется, павлины. Из всех священных сюжетов этот всегда считался самым высокооплачиваемым на рынке, поскольку живописцы должны были изобразить огромное количество тел, лиц, поз и жестов: в ту эпоху стоимость картины рассчитывалась прежде всего по количеству изображенных фигур. Подобно персонажам на римских саркофагах действующие лица выстраивались в ряд перед младенцем Христом, спокойно ожидая своей очереди. Мужчины, женщины и дети в гармоничных и скромных позах, именно так, как это ежегодно происходило во время шествия волхвов, которое устраивали Медичи на главных улицах Флоренции.

Леонардо отказался от этой модели (см. иллюстрацию 5 на вкладке). В его «Поклонении волхвов» нет ни следа спокойствия и безмятежности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки поэтики и риторики архитектуры
Очерки поэтики и риторики архитектуры

Как архитектору приходит на ум «форма» дома? Из необитаемых физико-математических пространств или из культурной памяти, в которой эта «форма» представлена как опыт жизненных наблюдений? Храм, дворец, отель, правительственное здание, офис, библиотека, музей, театр… Эйдос проектируемого дома – это инвариант того или иного архитектурного жанра, выработанный данной культурой; это традиция, утвердившаяся в данном культурном ареале. По каким признакам мы узнаем эти архитектурные жанры? Существует ли поэтика жилищ, поэтика учебных заведений, поэтика станций метрополитена? Возможна ли вообще поэтика архитектуры? Автор книги – Александр Степанов, кандидат искусствоведения, профессор Института им. И. Е. Репина, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ.

Александр Викторович Степанов

Скульптура и архитектура
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура