Тайны дворцовых переворотов

Но позднее, судя по всему, страшная истина полностью открылась ей. И если в письме к Понятовскому 2 августа 1762 года Екатерина, описывая будущему королю Польши подробности Славной революции 28-30 июня, не запамятовала "проболтаться" о геморрое, приведшем Петра Федоровича к апоплексическому удару, то в сочиненных много позднее записках о тех днях императрица повествование о муже завершила так: "Чтобы предохранить его от возможности быть растерзанным солдатами, дали ему надежную охрану с четырьмя офицерами под начальством Алексея Орлова. Пока подготовляли его отъезд в Ропшу, загородный дворец, очень приятный и отнюдь не укрепленный, солдаты стали роптать и говорить, что уже целых три часа как они не видали императрицу; что, по-видимому, князь Трубецкой мирит эту государыню с ея супругом… Как только они ее увидели, крики радости и веселье возобновились. Петра III отправили на место назначения…"^{241}

А дальше? Всё. Больше о муже ни слова. Версию, сообщенную Понятовскому, императрица не повторила. Почему? Потому что в момент написания мемуаров ведала об обстоятельствах убийства мужа, которые в 1762 году соратники замолчали. Подменять истину вымыслом Екатерина не захотела. Излагать на бумаге невеселую повесть о своей досадной ошибке, повлекшей за собой трагедию, не сочла нужным. Зачем откровенничать о коварстве Панина и Дашковой, предательстве Теплова, слабоволии Алексея Орлова? Чтобы потом ее же обвинили в попытке переложить ответственность на других?! Императрица предпочла неприятную тему просто обойти стороной, не подтверждая, но и не опровергая официальной трактовки ропшинских событий.

Могут поинтересоваться, как Екатерина докопалась до правды. Скорее всего, не без "помощи" Никиты Ивановича Панина. Ведь тот по-прежнему лелеял надежду переломить ситуацию и пользовался любым удобным случаем для очередной контратаки. Только Екатерина была крепким орешком: во внутренней политике крупных, грубых просчетов почти не совершала, а отдача от имевшихся ошибок международных, причем весьма серьезных, требовала слишком большого промежутка времени. Оттого, наверное, в стране в течение двух лет разразилось несколько политических кризисов, явно кем-то искусственно спровоцированных.

Первым осенью 1762 года грянул заговор Петра Хрущева – Семена Гурьева. Точно не известно, существовала ли связь между братьями Паниными и появлением "пьяных" прожектов некоторых гвардейских офицеров по возведению на престол либо Иоанна Антоновича, либо Павла Петровича, или имя Никиты Ивановича они упомянули всуе. Тем не менее хрущевское дело со всей очевидностью продемонстрировало, что кто-то крайне недоволен воцарением Екатерины и не намерен с этим мириться.

Второй форс-мажор потряс Москву через полгода. В мае 1763-го старик А. П. Бестужев-Рюмин взбудоражил общественность подпиской под призывом к государыне выйти замуж за достойного подданного. Народ быстро смекнул, за кого именно. За Григория Орлова, естественно. План отставного канцлера возмутил дворянство, и некто иной, как Н. И. Панин тут же возглавил оппозиционное движение по недопущению превращения русской императрицы в госпожу Орлову. Хотя уничтожить политически, а то и физически знаменитое семейство Панины не сумели, кампания по дискредитации братьев – героев 1762 года – изрядно подпортила имидж и самих Орловых, и благоволившей им царицы.

Наконец, 5 июля 1764 года подпоручик Смоленского пехотного полка, с осени 1763 года расквартированного в Шлиссельбурге, Василий Яковлевич Мирович, до 1763 года флигель-адъютант П. И. Панина, попробовал освободить Иоанна Антоновича. Опять же никаких прямых улик против Паниных у историков нет. Однако ответ на закономерный вопрос – кому выгодно – не оставляет сомнений: исключительно Никите Ивановичу Панину! Цель организатором акции преследовалась одна: возбудив вторым цареубийством общественное негодование против Екатерины, вывести на улицы петербуржцев, как военных, так и гражданских, чтобы устроить новую Славную революцию, на сей раз в пользу цесаревича Павла Петровича. Инициатор переворота хорошо знал, что два офицера, охранявшие узника, во исполнение высочайшей инструкции от 3 августа 1762 года, завизированной Н. И. Паниным, должны подопечного при малейшей угрозе захвата кем-либо "умертвить, а живаго никому его в руки не отдавать" (§ 4). Посему лидеру мятежа предстояло предпринять совсем ничего: во-первых, найти и провести душевную беседу с обиженным и готовым на "подвиг" человеком; во-вторых, отослать подальше из столицы государыню.

Если задумка воплотится в жизнь и город захлестнут акции протеста, то Екатерине придется либо вовсе отречься от престола, либо учредить регентство или соправление с Павлом Петровичем. Вариант народного безмолствия также сулил дивиденды, ибо гибель Ивана Антоновича по аналогии со смертью Петра III обыватель непременно припишет злому умыслу императрицы, а значит, число сторонников Екатерины вновь существенно сократится, вынуждая молодую царицу в поисках союзников соглашаться на те или иные компромиссы с фракцией Панина.