Тайны гибели российских поэтов: Пушкин, Лермонтов, Маяковский

Сели пить чай, на столе появилось кахетинское, и потекла веселая, непринужденная беседа. Улан откровенно признался, что не понимает влечения друзей к трудностям боевой жизни и с упоением стал рассказывать об удовольствиях, которые ожидают его в Пятигорске, с удобствами жизни и разными затеями, которые им в отряде, конечно, доступны не будут. Друзья лишь посмеивались над ним.

Путешественники разошлись по комнатам, но слова улана разбередили кровавые раны в душе Михаила Юрьевича. Возможно, часть ночи поэт не спал, размышляя, как ему поступить. Он был, словно витязь, на перепутье двух дорог: налево пойдешь — в Шуру попадешь, под пули свирепых горцев Шамиля, но можешь получить не смертельное, а более легкое ранение, а это уже отставка; направо пойдешь — встретишь милый с детства, веселый Пятигорск, чудно хороший в эти майские дни, а это передышка после долгой и скверной дороги, которую Михаил Юрьевич всегда плохо переносил, которая обостряла все его болезни. Пятигорск, наконец, это возможность хотя бы на время отдаться всецело поэтическим замыслам, заняться литературной работой. Рождающаяся и бурно разрастающаяся песня стихов просилась вырваться наружу из каменного остова черепа, пролиться на бумагу стройными, ритмичными рядами букв и улететь в мир волшебной мелодией звуков, вызывая в сердцах многих поколений землян чувства глубокой грусти, любви и красоты.

К утру в голове Михаила Юрьевича созрело решение. Он положил довериться воле слепого жребия. Не зря он был автором «Фаталиста». Так подброшенная кверху монетка предрешила роковым образом судьбу М. Ю. Лермонтова, начертав ему скорую гибель от руки бывшего приятеля.

Но послушаем свидетеля, беззаботного и добродушного Петра Магденко: «На другое утро Лермонтов, входя в комнату, в которой я со Столыпиным сидели уже за самоваром, обратясь к последнему, сказал: „Послушай, Столыпин, а ведь теперь в Пятигорске хорошо, там Верзилины (он назвал еще несколько имен); поедем в Пятигорск“. Столыпин отвечал, что это невозможно. „Почему, — быстро спросил Лермонтов, — там комендант старый Ильяшенко, и являться к нему нечего, ничто нам не мешает. Решайся, Столыпин, едем в Пятигорск“. С этим словами Лермонтов вышел из комнаты… Столыпин сидел, задумавшись…

Дверь отворилась, быстро вошел Лермонтов, сел к столу и, обратясь к Столыпину, произнес повелительным тоном: „Столыпин, едем в Пятигорск! — С этими словами вынул он из кармана кошелек с деньгами, взял из него монету и сказал: — Вот, послушай, бросаю полтинник, если упадет кверху орлом — едем в отряд; если решеткой — едем в Пятигорск. Согласен?“ Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был брошен, и к нашим ногам упал решеткою вверх. Лермонтов вскочил и радостно закричал: „В Пятигорск, в Пятигорск!“».[93]

Несмотря на проливной дождь, по настоянию Лермонтова немедленно отправились в путь. Ведь до Пятигорска был всего один перегон. Попутчиков обдавало целым потоком дождя. Михаил Юрьевич говорил почти без умолку и все время был в каком-то возбужденном состоянии.

Промокшие до костей, приехали в Пятигорск, остановились в гостинице Найтаки, переоделись. Когда через несколько минут попутчики встретились в номере у Магденко, Михаил Юрьевич, потирая руки от удовольствия, сообщил Столыпину: «Ведь и Мартышка, Мартышка здесь!»

Да, Мартынов с конца апреля находился в Пятигорске и ходил по городу с мрачной физиономией обиженного судьбой человека. И не знал он еще, что злой рок только что присудил ему стать убийцей великого русского поэта.

Кавказский Монако

В Пятигорске в ту весну было необыкновенно хорошо. Городок был в цвету. В воздухе стоял аромат белой акации. Рядом с городом возвышались Машук и Бештау, а вдали виднелась цепь снежных гор с Эльбрусом во главе, красивым розовым цветом покрывавшихся на закате. А когда приходила прохлада ночи, отчетливо слышалось в тишине таинственное журчание источников.

«Сезон в 1841 г. был одним из самых блестящих»,[94] — вспоминал А. И. Арнольди. Съехалось тогда в Пятигорск около 1500 семей. И не только больных привлекал этот небольшой городок с волшебными целебными источниками, способными, как казалось, воскресить мертвых. В Пятигорске была веселая, привольная жизнь, а нравы были просты. Сюда стекались кавказские офицеры в свободное от боевых действий время, в отпуск и частенько даже самовольно. Аристократы и люди попроще со всей России стали находить удовольствие в поездках для отдыха и всевозможных увеселений в этот райский уголок Земли. Очаровательные барышни с тонкой талией и пышным бюстом и другими прелестями устремлялись сюда в поисках счастья и приключений. Помимо прочего, Пятигорск слыл тогда городком картежным, вроде кавказского Монако.

Вот каким увидел Пятигорск весной 1841 года М. Ю. Лермонтов:

Очарователен кавказский наш Монако!Танцоров, игроков, бретеров в нем толпы;В нем лихорадят нас вино, игра и драка,И жгут днем женщины, а по ночам — клопы.