Тайны гибели российских поэтов: Пушкин, Лермонтов, Маяковский

Три незамужние дочери привлекали в дом табуны молодых людей. Танцы, игры, музыкальные вечера почти ежедневно устраивались в доме. Здесь царило веселье, здесь влюблялись и ревновали. В Аграфене Петровне не было кокетства и особой женской «изюминки», к тому же она уже была просватана за ногайским приставом В. Н. Диковым. Эмилия Александровна Клингенберг (впоследствии — Шан-Гирей) была настолько красива, что ее прозвали «Роза Кавказа». Привлекаемые божественным ароматом розы вокруг нее буквально роем кружились молодые мужчины. Летом 1841 года Эмилия благосклонно относилась и к поклонению Николая Мартынова, и к ухаживаниям Лермонтова. И еще были поклонники. Сложная натура, недаром лермонтоведы предупреждают, что к ее воспоминаниям следует подходить с большой осторожностью и некоторыми сомнениями. Нам кажется, что Михаил Юрьевич был немножко опьянен ее прекрасными голубыми глазами, мелодичным контральто. Свое увлечение Михаил (учтите особенности его характера!) облачал в форму поддразнивания, подшучивания.

Эмилия вспоминала: «В мае месяце 1841 года М. Ю. Лермонтов приехал в Пятигорск и был представлен нам в числе прочей молодежи. Он нисколько не ухаживал за мной, а находил особенное удовольствие дразнить меня. Я отделывалась, как могла, то шуткою, то молчанием, ему же крепко хотелось меня рассердить; я долго не поддавалась, наконец, это мне надоело, и я однажды сказала Лермонтову, что не буду с ним говорить и прошу его оставить меня в покое. Но, по-видимому, игра эта его забавляла… и он не переставал меня злить. Однажды он довел меня почти до слез: я вспылила и сказала, что, ежели бы я была мужчина, я бы не вызвала его на дуэль, а убила бы его из-за угла в упор. Он как будто остался доволен, что, наконец вывел меня из терпения, просил прощенья, и мы помирились, конечно, ненадолго…»[95]

Младшая дочь Верзилина, Надежда Петровна, «бело-розовая кукла», как ее некоторые называли, несмотря на свой юный возраст, имела уже много поклонников, главными среди которых были молодой прапорщик Лисаневич и опять же Мартынов. Страдал по ней и Михаил Глебов.

Лермонтов написал шуточное стихотворение, в котором изобразил трех девушек и ухаживающую за ними молодежь:

За девицей EmilieМолодежь как кобели.

У девицы же NadineБыл их тоже не один;А у Груши в целый век

Был лишь Дикой человек.

Пятигорская молодежь и отдыхающие на «водах» весело проводили время: устраивали танцы в ресторации (гостинице Найтаки), большими, шумными и «пестрыми» компаниями выезжали на прогулки в горы, организовывали пикники. В начале июля Лермонтов и его друзья устроили грандиозный бал для своих знакомых дам в гроте Дианы, напротив Николаевских ванн.

В Пятигорске для отдыхающих существовал еще один центр притяжения — салон генеральши Е. И. Мерлини.

Екатерина Ивановна была вдовой известного генерала С. Д. Мерлини. К лету 1841 года ей исполнилось 47 лет, но она все еще молодилась и считала себя неотразимой. Это была властная, мужественная, образованная и в высшей степени притягательная женщина. О героизме ее ходили легенды. Даже Н. П. Раевский, относящийся, собственно, к противоположному лагерю (приятель Лермонтова и поклонник Верзилиных), пишет о ее храбрости в мемуарах, буквально захлебываясь от восторга. По его рассказу, Е. И. Мерлини являлась героиней защиты Кисловодска от черкесского набега, случившегося в отсутствие ее мужа, коменданта Кисловодска. «Ей пришлось самой распорядиться действиями крепостной артиллерии, и она сумела повести дело так, что горцы рассеялись прежде, чем прибыла казачья помощь»[96].

Екатерина Ивановна была отличной наездницей, причем ездила «по-мужски», в мужском английском седле и брюках, что в середине XIX века было неслыханно дерзким вызовом традициям. Участвуя в кавалькадах, верхом на лошади она смотрелась великолепно и в верховой езде превосходила большинство мужчин. Мерлини была образованной женщиной, отлично владела французским языком, имела в доме значительную коллекцию картин.

Салон Мерлини был центром светской жизни в Пятигорске, маленьким осколочком Петербурга в захолустном, по тем временам, городке. Здесь группировалась преимущественно вельможная знать, столичная аристократия Петербурга и Москвы, прибывшая для лечения или развлечения на воды. Все те настроения пренебрежения к простому русскому народу, быдлу, которые царили в гостиных двух столиц, с удивительной точностью перенесены были в дом Мерлини.