Тайны Московской Патриархии

Федор Никитич Романов (будущий патриарх Филарет) с женой Ксенией были пострижены в дальних монастырях; Александр, Михаил, Иван и Василий Никитичи с женами, детьми, тещами и свекровями сосланы в жестокие ссылки. За ними последовали семьи князей Черкасских, Шестуновых, Репниных, Сицких, дворян Карповых, Пушкиных и других. В опалу попал князь Владимир Вахтеяров-Ростовский, отстранен от дел был канцлер В. Я. Щелкалов. Иов не мог не знать о всех этих осужденных.

Относительно высшей знати Годунов старался внешне соблюдать клятву никого не казнить смертью. Так, своего старого сообщника по опричнине и политического соперника Богдана Яковлевича Вельского он лишил имущества и чести, выставив к позорному столбу и выщипав по волоску бороду. Учитывая крайнюю неприязнь Вельского к иноземцам, царь поручил последнюю операцию шотландскому хирургу. Других врагов он «убирал» без лишнего шума: их удавливали или другими способами изводили в ссылках и темницах.

Только иностранцы могли думать, что Борис Федорович с помощью Семена Годунова создал в стране сверхмощное тайное сыскное ведомство, так что к каждому московиту было приставлено по нескольку соглядатаев. Русским не нужно объяснять, что в действительности главным орудием репрессий всегда был донос. По свидетельству современников, зараза доносительства от дворцов распространилась до хижин, церквей и монастырей. Люди всех званий и сословий клеветали друг на друга, доносили дьячки, священники и монахи, жены доносили на мужей, дети – на отцов.

Что же делал патриарх Московский и всея Руси, видя паству свою уязвляему еще и этим бичом, пораженную идущим с самых верхов нравственным пороком? Автор «Истории…» отвечает на сей вопрос двояко. На жалобы знатных людей, имевших доступ к Иову, он не мог ничего ответить явно из страха перед Годуновым: «Быстр убо и строптив сей царь Борис и не хотел видеть обличителя себе». Патриарх не мог ничего сотворить, хотя «совесть сердца его как стрелами устреляна была»; он «изнеможе» и «ниву ту недобрую слезами обливал».

Относительно же того, что делалось «всюду», реакция патриарха выражалась более активно и зримо, в молебнах и проповедях. «Святой же Иов патриарх, – писал автор „Истории…“, – все то лютое видя в земле Российской делающееся, день и ночь со слезами непрестанно в молитвах предстоял в церкви Божией и в келье своей непрестанно молебные пения с собором пел с плачем, и с великим рыданием, и со многими слезами. Так же и народ с плачем молил, дабы престали от всякого злого дела, особенно же от доводов и ябедничества. И были ему непрестанные слезы и плач непостижный».

Так ли это? Никаких других известий о выступлении Иова против государственной политики поощрения доносительства и ябедничества у нас нет. Более того, в духовной грамоте, написанной в преисполненном бедствиями 1604 году, патриарх утверждает, что с воцарением Бориса Годунова всякие озлобления и клеветы, укоризны и рыдания, соболезнования и лютые напасти о человеческих бедах паствы совершенно оставили его!

Добившись воцарения Годунова, Иов, по его словам, освободился от печали, порадовался о государе и пребывал в благоденствии, поскольку тот «всячески меня преупокои». Мы знаем, что после 1598 года патриарх действительно не заботился ни о чем, кроме аскетических подвигов и богослужения, не принимал мер даже против сообщаемых ему безобразий в церковной жизни. В завещании он только горячо благодарит Годунова, оказывавшего ему благодеяния еще с тех времен, когда Иов был коломенским епископом.

Итак, Иов благоденствовал, когда его паства умирала от голода, когда в стране бушевала гражданская война, когда все пороки подняли голову. Автор «Истории о первом патриархе», применяясь к простому человеческому чувству, думал, что Иов должен был плакать – а тот был, по его собственным словам, свободен от печали. Возможно ли, чтобы в духовной грамоте патриарх был неискренним? Нет, его похвалы и благословения Годунову не были вызваны страхом, патриарх обращался к своему «Богом возлюбленному сыну» – самодержцу от всего сердца.

Обратите внимание, сколь обстоятельно публикуемая в этой книге духовная грамота ограждает накопленные Иовом богатства патриаршего престола. Иов особо заботится, чтобы после его кончины власти не требовали отчета о доходах и расходах патриархии, которыми он ведал самолично. Он отлично знал, что Борис Федорович, еще будучи правителем, сильно склонен был покуситься на церковные и монастырские имущества, источники доходов и привилегии.

Взойдя на престол, царь Борис в интересах развития городов конфисковывал и приписывал к тяглу, к облагаемой налогами «черной сотне» множество «белых» слобод, принадлежавших монастырям, епископам, митрополитам и даже самому патриарху. Однако он же в 1599 году переписал на имя Иова жалованную грамоту царя Ивана митрополиту Афанасию, освобождающую всех чиновников, слуг и крестьян патриарха, все непосредственно подчиненные ему (ставропегиальные) монастыри от ведения светских властей во всех делах, кроме душегубства, от всех казенных податей.