В этот момент до него донесся далекий шум.
– Вот и он! – прошептал Мариньи, вздрогнув.
Но то оказался не Буридан.
На равнину выкатилась поющая, выкрикивающая проклятия и ругательства, трубящая в длинные трубы и неистово размахивающая флагами толпа студентов.
Шум нарастал.
Пре-о-Клер наполнили крики животных, мяуканье, лай, свист, рев, хохот, грязная ругань.
Более дисциплинированные, королевство Базоши и империя Галилеи, выстроились в две шеренги.
Мариньи подал знак, и державшийся рядом с ним прево Парижа выдвинулся вперед. Среди клерков установилась относительная тишина.
– Зачем вы сюда явились? – грозным голосом вопросил прево.
– У нас сегодня парад![28]
– отвечал Гийом Бурраск.– Можете поразвлечься вместе с нами! – добавил Рике Одрио.
– Проведете парад в другой день! – прокричал прево. – Господа клерки, сейчас же расходитесь, не то я буду вынужден применить против вас силу!
Последние его слова были встречены оглушительным свистом.
– Он покушается на наши привилегии! – вопило королевство Базоши.
– В воду прево! – орала империя Галилеи.
Среди студентов поднялся невообразимый шум.
– Именем короля! – повторил прево.
– Иди к черту, жидовский ведьмак!
– Вздернуть бездельника!
– Отведем-ка его на Марше-Нёф!
– Эй, Жан де Преси! Я отварю твою мерзкую тушу в самом большом котле!
– Клянусь Иисусом, по тебе Монфокон плачет!
– Ура! Ура! Ура!
Проклятия неслись уже отовсюду, студенты излили на прево град ругательств, и уже роты лучников пришли в движение, когда вдруг мертвая тишина повисла над этой бушующей толпой.
Прозвучал сигнал: три пронзительных свистка Гийома Бурраска заставили всех смолкнуть.
По этому сигналу всё в Пре-о-Клер замерло, и даже лучники, по приказу командиров, остановились.
И тогда каждый смог увидеть то, что Гийом Бурраск разглядел среди буйства орущей толпы:
Обогнув крепостную стену аббатства, к центральной группе, где находился Мариньи, приближались трое всадников.
В десяти шагах от первого министра они остановились, и один из них троекратно протрубил в рог.
Двое из этих всадников были в масках, благодаря которым узнать их не представлялось возможным. Третий, тот, что протрубил в рог, выдвинулся немного вперед. Этот лица не прятал. То был Буридан.
Прево подал знак.
Сержанты и лучники полевой жандармерии уже было бросились вперед, чтобы схватить юношу, но Мариньи поднял руку и прево, ворча, отступил назад, как собака, у которой отняли кость; лучники и сержанты замерли.
– Прежде посмотрим, – промолвил Мариньи с высокомерным достоинством, – какие извинения он мне принесет. Если они меня устроят, возможно, я довольствуюсь тем, что прикажу его повесить.
Буридан при этих словах нахмурился и прикусил губу. Но, взяв себя в руки, он произнес:
– Сир Мариньи, я действительно хочу перед вами извиниться.
Недовольный ропот пробежал по шеренгам писцов и студентов, в то время как Мариньи лишь пожал плечами: весь его вид выражал сожаление.
– Ха-ха! Вот тебе и смельчак! – воскликнул подъехавший Валуа.
– Что ж, – сказал Мариньи, – просите прощения в подходящих выражениях, и даю вам слово, что вы будете лишь повешены, а, на мой взгляд, смерть с веревкой на шее – самая легкая из смертей.
– Монсеньор, – проговорил Буридан, поклонившись до шеи своей лошади, – когда я выезжал из Парижа и узнал, что вы уже в Пре-о-Клер, то на секунду вообразил, что вы примете мой вызов: прошу меня за это простить.
– Может, арестуем мерзавца без этих церемоний? – воскликнул прево.
– Монсеньор, – продолжал Буридан, – когда, оказавшись в Пре, я заметил вас, то сказал себе: «А Мариньи совсем не такой трус, каким я его полагал…» Приношу за это вам свои извинения.
Неистовые аплодисменты раздались среди студентов.
– Смелее, Буридан!..
– Защити-ка докторскую
Мариньи остался невозмутимым… Лишь в глазах промелькнул огонь, и он подал прево знак быть наготове.
Буридан, голосом еще более громким, продолжал:
– Я явился сюда от имени моих друзей Филиппа и Готье д’Онэ, вероломно убитых…
– Убитых! – пробормотал Мариньи, в то время как из толпы студентов на него градом посыпались проклятия.
– Их обнаружили в Сене…
– Готов подтвердить! – прокричал громкий голос.
И Ланселот Бигорн, выйдя из шеренг писцов, промолвил:
– Я выудил тела этих достойных сеньоров. Как и кем они были убиты? Вероятно, это знает лишь дьявол. Факт в том, что они были зашиты в мешок…
– Ланселот Бигорн! – прошептал Валуа, бледнея и отступая за спины лучников.
Но Бигорн, сделав вид, что заметил графа лишь сейчас, повернулся к нему, поклонился и фамильярно прокричал:
– Добрый день, монсеньор! Интересно послушать про утопленников, не правда ли?..
– Подожди, негодяй! – проворчал Валуа сквозь зубы. – Еще минута-другая – и ты никогда больше не сможешь рассказывать ни про утопленников, ни про тех, кто их утопил!