Тайны ордена

Закалённые жизнью, трудностями, военной службой мужчины сейчас боялись. Им было страшно за своих детей. Они прекрасно понимали, что такое орден, что он творил, что такое разрыв и самое главное — археусы. Именно эти чудовища вызывали практически неконтролируемый ужас. Да, представители таких родов, как наши, умели скрывать свои истинные чувства, умели подменять эмоции для остальных, умели держать удар, будь тот от острия стали, или от жестокой судьбы, но вот сейчас в этом кабинете я видела не бездушных аристократов и не каменных воинов, я видела любящих и отчаявшихся отцов и дедушку. В глазах мужественных, крепких и великих оборотней сквозила боль от беспомощности. Они не могли защитить своих детей. Они понимали куда отправят нас с Вольграном. Именно сейчас, когда я внимательно наблюдала за нашими родителями, поняла, что эти мужчины точно знают, что такое разрыв и где мы окажемся, а мы с Вольграном, да боимся и вроде бы не глупы, точно знаем, кто такие чудовища из чуждого мира и что грядёт за разрывом, но не понимаем насколько это всё страшно.

— Аррон, — тихий голос отца эхом отразился от толстых стен и живописных картин, украшенных золочёными рамами. — Это наши дети. Совсем дети ещё. Они побывали в плену Тёмных, прошли через ритуал, подверглись слиянию с огнём и пытаются справиться с этим. А теперь им предстоит идти к разрыву. К археусам… Пожалуйста, Аррон, помоги, защити их. Мы отдадим всё, что…

— Вельдр, — перебил куратор. — Ты можешь ничего не говорить. Ты же сам всё знаешь. Мы их не бросим!

Куратор резко замолчал и прошёл к стеклянному графину с водой. В искрящейся напряжением комнате, при оглушающей тишине звонким плеском водопада вода упала в прозрачную кружку. Несколько капель выплеснулись за пределы стекла и упали на тёмное дерево стола, образовав маленькие кляксы. Аррон бросил быстрый взгляд на мокрые пятна и залпом осушил кружку с водой. Жадные глотки куратора отразили, насколько он сам был напряжён, как ему сложно давался этот нелёгкий разговор. Но когда на стол была поставлена кружка, к нам обратился уже совершенно спокойный и уверенный в себе оборотень.

— Все здесь присутствующие прекрасно понимают, что такое истончение граней между мирами и каковы последствия разрыва. Археусам не просто дать отпор, и именно поэтому произошло объединение с Тёмным орденом. Союз Империй в своё время совершил ошибку, когда орден был отвергнут, и информация об истончении граней воспринималась как уловка от Тёмных. И только стоя на пороге разрыва Империи получили подтверждение словам ордена. Но много времени упущено и… — Арон осёкся на секунду, но передумав, продолжил, — надо признать, что сил Империй для полноценной атаки и полного запечатывания разрыва не хватит. Нам нужен орден. Нам нужны их знания и силы. Элита Тёмных — самая большая боевая мощь.

— Ты прав, Аррон, — заговорил мой отец, оставаясь возле меня. — Но это не объясняет почему призвали Аранэю и Вольграна к разрыву. Двух адептов и даже не старших курсов! Они до сих пор не смогли должным образом совладать со своей второй стихией.

— Потенциал Вольграна и Аранэи превышает возможности любого их Элиты ордена, — на вопрос ответил ректор, внимательно наблюдая за нашими родителями. — Сосуществование двух стихий в одном теле — это огромная мощь. А противоположных — уникальная! В одном теле, с одним оборотнем, со зверем, который стал как ледяным, так и огненным… Это просто невероятно!

— Но они не вошли в полную силу и не смогли ещё совладать с двумя стихиями полноценно, — не сдавался папа, но разговаривал уже на более низких тонах. — Моя дочь не вылазит из лекарского крыла, она стоять даже долго не может…

Последняя фраза вышла сдавленной и болезненной. Голос отца задрожал… Он крепко сжал кулаки, а моё сердце пропустило удар и боль тугим узлом обхватила его. Я подалась вперёд и схватила отца за запястье, притягивая. Это вышло непроизвольно, но разум полностью согласился и подгонял вскочить с кресла, в котором я забилась, и прижаться к тёплому телу папы. Мне настолько стало больно за него, что на глазах выступили предательские слёзы. Я понимала насколько ему плохо, насколько сильно его мир сейчас рушится. Сейчас я готова была вынести всё на свете, лишь бы не видеть в небесно-голубых глазах отца этой муки, выворачивающей мыщцы, ломающей кости и выдирающей душу. Что угодно, хоть на кровавый алтарь обратно лягу, только бы боль, режущая сердце папы, ушла обратно в свои тёмные, далёкие углы и там растворилась, стёрлась, исчезла навеки.