О «неизбежности» революции в России.
О неизбежности революции в России пишут еще со середины прошлого века как о факте, не подлежащем ни личному, ни общественному, ни мировому сомнению. Это самая сильная и устойчивая интеллигентско-социалистическая вера, которая имеет письменную и, к сожалению, не только письменную традицию. Могут посетовать на ошибки в руководстве, на «не совсем бескровный» способ проведения революции, обязательно попеняют на Саботаж, предательство соратников, труднейшую международную обстановку и т.д., но се «неизбежность» — это догмат для всех фракций и направлений демократической мысли, и уж, конечно, жизненно важно поддержание этой установки на «неизбежность» для самих коммунистов. И это понятно, они все время твердили и твердят, что революция спасла Россию от гибели.А если ей не требовалось такое спасение? Если революция была не нужна и всего действительно социально-необходимого можно было добиться эволюционным путем, через взаимное единение парода и государей?
Тогда остается лишь пролитая зря кровь, миллионы загубленных судеб, уничтожение культурного слоя нации и партия, добившаяся политической и экономической власти в разгромленной ею же стране. Тогда остается одна уголовщина, чем, собственно, и была революционная деятельность до, во время и после свершения «великой бескровной».
Но для коммунистов вопрос о «неизбежности революции» вопрос политической жизни или смерти. И они, что естественно для партии, выбирают жизнь и продолжают свои политические заклинания: -«Социалистическая революция в России была для нее не праздным “экспериментом большевиков”, а в огромной мере вынужденным шагом, сделанным народом вопреки незрелости многих “предпосылок социализма”, единственным шансом на национально-государственное выживание в условиях экономического краха, территориального распада и социальной недееспособности правящего буржуазно-помещичьего блока. Именно поэтому Октябрьская революция была принята большинством народа»
{336}.Сколько нам твердили об этом, сколько об этом понаписано советскими и не совсем советскими писателями. Нас убеждали, что Россия проиграла Первую мировую войну и что только коммунисты спасли страну от развала и оккупации. Но вот цитата из гитлеровского «Майн кампф» о состоянии Германии 1916 года: «Победу России можно было оттянуть — но по всем человеческим предвидениям она была неотвратима»
{337}.Подобных цитат заинтересованных в ослаблении России людей можно привести немало, но они могут вразумить только идейно не зашоренных и думающих людей.
Перефразируя знаменитое высказывание Ивана Солоневича об интеллигенции, можно сказать так о коммунистах: «Не думаю, чтобы когда бы то ни было и где бы то ни было существовала такая страна, как Россия, которая держала бы своих коммунистов в такой золотой ватке, и были бы коммунисты, которые так гадили бы в эту ватку всеми возможными способами»…
Примерно то же самое, что происходит с «неизбежностью революции», происходит и с «гениальностью и исторической правотой Ленина». Все это незыблемо для коммунистов и до сего дня, несмотря на свою распрекрасно-девственную партийную историю. Вот что говорит товарищ Зюганов о Ленине: «Вся планета, все образованные люди прекрасно понимают, что Ленин — это один из величайших политиков и мыслителей современности. Он в свои пятьдесят четыре неполных года написал пятьдесят пять томов»
{338}.Количество томов, конечно, довольно редкое, хотя не рекордное в анналах политического словоблудия…
А если вспомнить другой знаменитый социалистический миф о России как «тюрьме народов»? Сравните историю Финляндии и историю Ирландии или историю индейцев Америки и снятия скальпов по пять долларов (детские шли по три доллара) с историей завоевания нами Сибири или Туркестана. Где получится «тюрьма народов» и скорее даже «кладбище народов» — в России или, быть может, все же в Англии и США? До каких пор мы будет жевать всякую политическо-идеологическую жвачку, которую нам подсовывают разные партийные прохвосты?
Есть у Солоневича одна цитата прямо о Зюганове и коммунистических идеологах, готовых пообещать все, что угодно, и оболгать всех и вся, как угодно, только бы достичь вожделенной власти. С царской властью, «с их памятью, — пишет он, — будут бороться все те, кто планирует строить свою власть. И все те, кто против монархии, — есть сторонники своей власти. Во имя своего призрака. Может быть — с нас всех всего этого уже хватит?»
{339}