Тайны советской кухни

Янкель приехал в Одессу в начале 1900-х из местечка в черте оседлости, где с 1772 года должны были селиться евреи Российской империи. Одесса тоже находилась в черте оседлости, но, будучи процветающим портовым городом, она стала этаким огромным плавильным котлом, где вместе с евреями варились греки, итальянцы, украинцы, русские. Здесь Янкель женился на Марии и зажил припеваючи. А в 1905 году, вернувшись с неудачной для России японской войны, обнаружил дома нечто невообразимое. За четыре октябрьских дня уличная толпа в разгуле антисемитской ярости убила и покалечила сотни человек. На глазах у Марии и Янкеля был убит их первенец, грудной мальчик. Погромы 1905-го повторили в Гражданскую войну мародеры из Белой армии. Красная армия, которой командовал некто Лев Бронштейн, более известный как Лев Троцкий, решительно осудила насилие. Евреи прибились к красным. Янкель был уже стар для боев и сочувствовал, оставаясь в стороне.

Сперва революция принесла евреям добро. В 1922 году, с созданием СССР, у них появились права и возможности, каких не было за всю историю России. Антисемитизм стал государственным преступлением, черту оседлости ликвидировали. Евреи смогли пробить бюрократические и культурные барьеры. В начале десятилетия пятую часть членов Центрального комитета компартии составляли евреи.

Но был один подвох.

Как и Российская империя, Советский Союз был огромен и головокружительно многонационален. «Национальный вопрос» для большевиков был проблемным. С точки зрения марксизма национализм реакционен. Однако этнические меньшинства не только существовали — гнет царского правительства привел их под знамя социализма. Так что Ленин и народный комиссар по делам национальностей Сталин — грузин — разработали политику языковой, культурной и территориальной автономии для национальных меньшинств — в советском формате, — которая должна была действовать до тех пор, пока не установится социалистический интернационал и национальности не станут пережитком.

СССР, по словам историка Терри Мартина, стал первой в мире империей позитивной дискриминации.

Какой же подвох был для евреев? Отныне еврейство стало только национальностью. Талмуду не было места на строительстве светлого будущего. «Евсекции» — еврейские отделения коммунистической партии — занялись реформой и модернизацией так называемой «еврейской улицы». Действовали хитроумно. Изначально религиозные ритуалы со скрипом, но терпели — в советизированной форме. Песах? Ну, если вам так уж надо. Только в советской Агаде слово «Бог» заменили на «Октябрьскую революцию».

В 1920-е годы советские граждане Янкель и Мария Брохвис продолжали зажигать в шаббат свечи в однокомнатной квартире на Пересыпи, однако Бога не упоминали. Мария любила, когда дочери собирались по пятницам за столом, она гордилась своим еврейством. Когда жуткий голод 1921-го сменился относительным изобилием НЭПа, она каждую неделю покупала на Привозе щуку для своей знаменитой фаршированной рыбы. Ее обожала средняя дочь Лиза. Мария готовила и халу, и форшмак, и цимес с фасолью, и жарила во дворе на примусе коржики с начинкой из чернослива.

А однажды Лиза пришла из школы и села за праздничный стол, сжав губы и ни на кого не глядя. Не съела ни крошки. Ей было 14 лет, в тот день она вступила в комсомол. После ужина она встала и заявила: «Мама, твоя рыба — отвратительное религиозное блюдо. Я больше никогда к ней не притронусь!» Больше Брохвисы не готовили гефилте фиш по пятницам. Глубоко в душе Мария понимала, что Новое Советское Поколение знает, что делает.

Я ни о чем не знала. Ни о ребенке, погибшем в погроме, ни о запрете, наложенном бабушкой Лизой на религиозную еду. Узнала, только когда мы с мамой фаршировали у нее на кухне рыбу, отдавая дань уважения прабабке Марии. Я вдруг поняла, почему у бабушки Лизы всегда был такой растерянный вид, когда она вспоминала это блюдо. Тогда, давно, она тоже убежала от своего еврейства. К ее чести, бабушка, блондинка с совершенно не семитской внешностью, приходила в ярость и объявляла, что она еврейка, стоило кому-то отпустить антисемитское замечание. Дедушка Наум был не таким. Мама почти ничего не знает о прошлом его семьи — только то, что они были местечковыми сионистами и что Наум подростком убежал из дому, вступил в Красную армию, наврав про возраст, и больше не вернулся домой. Тут, в Джексон-Хайтс, мы с мамой обе стали экуменическими культуралистками. Мы зажигаем меноры рядом с рождественской елкой. Печем русские пасхальные куличи и готовим на Песах рыбные тефтели как эрзац фаршированной рыбы. Но на этот раз у нас будет настоящая еврейская фаршированная рыба. Мы сняли кожу с целой щуки, вручную нарубили фарш, плача, натерли лук, зашили начинку в кожу и три часа варили восстановленное чудище.

Трудоемко. Но для меня это был способ хоть как-то искупить малодушие, проявленное в тот летний день в Одессе.

* * *