Папа кричал, его слова сливались в какую-то бессмыслицу. Он ткнул мистера Миллера в грудь. Мистер Миллер покачнулся, но устоял на ногах. Ему потребовалась секунда, чтобы собраться, но потом он бросился на папу, как злобный вол, выставив вперед кулаки, нанеся один удар папе прямо в лицо, затем второй в живот.
Папа согнулся пополам. Показалось, что он задохнулся, он стоял, опираясь руками о колени, хватая ртом воздух. Мистер Миллер моложе папы на добрых десять лет, может, больше. Я видела, что папино лицо пошло пятнами и вспотело, грудь вздымалась. Я была уверена, что у него сердечный приступ. Затем он с диким воплем бросился на мистера Миллера. Мне показалось, что-то в его руке сверкнуло на солнце.
Раздался страшный крик. Затем я увидела кровь.
Мистер Миллер упал на колени, схватившись руками за лицо, закрывая глаз, кровь текла у него между пальцами. Он производил страшный шум, что-то среднее между скрежетом и ревом, снова и снова, словно сошел с ума. Он кричал что-то папе, но руки заглушали его слова.
Папа отступил, дрожа всем телом.
– Держись подальше, ты, коварный ублюдок, – сказал он странным голосом, пристально глядя на мистера Миллера. – Держись подальше…
Грянул винтовочный выстрел, оборвав папины слова. Из-под папиных ног взметнулся фонтанчик земли. Папа подпрыгнул. Спотыкаясь, сделал пару шагов к дому Миллеров, и я увидела, что на веранде стоит брат мистера Миллера с винтовкой в руках. Папа побежал к дому, но брат мистера Миллера опять поднял оружие и прицелился.
Вот тогда я и заверещала.
Винтовка выстрелила снова. Папа споткнулся и упал на колени, и на один ужасающий момент я подумала, что его ранило. Но он встал и побежал к машине. Когда он приблизился, я увидела брызги крови на его рубашке, лице и руках. Меня тошнило от страха. Он вытерся, и я поняла, что он порезал руку. Забравшись в машину, он сидел, уставившись в лобовое стекло, трясясь так сильно, что я подумала, он сейчас потеряет сознание.
На обратном пути папа не сказал ни слова. Когда мы свернули на Уильям-роуд, я отважилась посмотреть на него. Дрожать он перестал, но лицо было в пятнах. Он казался другим. Каким-то опустошенным. Словно папа, которого я знала, исчез, а вместо себя оставил эту пустую оболочку.
* * *
4 часа утра. Воскресенье, 5 октября 1986 года
Не могу уснуть, постоянно слышу скрип половиц и стук дверей, продолжаю тревожиться, что папа рыщет вокруг. Никогда раньше я не испытывала страха, лежа в своей постели, и чувство это мне не понравилось.