Отличная перспектива, ничего не скажешь. Но я не могу рассказать о переписке Папаши и Динальта, потому что… Ну, я уже говорила почему.
– А поэтому ты сейчас соберешь вещи и мы с тобой на время исчезнем, пока я не разрулю ситуацию. – Билли-Рей положил мне в тарелку салат. – Ешь завтрак, Паола. Сегодня будет длинный день, и не самый радужный.
Ну, это я уже поняла. Вот только уходить из дома… И куда? Я очень плохо переношу чужие квартиры, чужие запахи, ночевку вне своей кровати, необходимость общаться с людьми, которые пахнут, издают звуки и могут сотворить любую фигню. И я хочу остаться одна и пойти на Форум. Там народ уже выложил фотки с «прыгалок», можно будет посмотреть на смеющиеся лица и порадоваться за них, и вообще там все знакомо и все просто. Хотя сейчас все сложно и ничего хорошего не намечается.
– И куда я пойду?
– Со мной пойдешь. – Билли-Рей достает с антресолей мой рюкзак, с которым я иногда езжу на дачу. – Вещей бери минимум, надо будет – докупим, но таскать твой рюкзак я не буду.
Ну и ладно. Не будет он таскать мой рюкзак – и не надо.
Я запихиваю в недра сумки оба Папашиных ноута и свой планшет, пихаю белье, пару полотенец и косметику, кое-что из одежды, небольшого мягкого совенка и коробочку с украшениями. Документы, деньги… Да, тяжеловат рюкзак, но это тот минимум, без которого мне никак, совершенно никак.
– Ботинки есть у тебя?
– Нет… сапожки вот.
Билли-Рей с презрением смотрит на мои замшевые сапожки, отороченные мехом.
– Эти не выдержат долго… Ну ладно. Перчатки возьми, воды тоже. Все, уходим.
Он выглянул в глазок и открыл дверь, мы вышли в пустой подъезд.
– Можешь не запирать так тщательно, откроют все равно. – Билли-Рей хмыкнул. – Паола, торопись. Вот дьявол!
В окно видно, как у подъезда остановилась машина и из нее выбрались четверо очень крупных мужчин.
– Чердака нет?
– Нет. – Я лихорадочно соображаю. – Идем.
Я тащу его вверх по лестнице на пятый этаж и звоню в дверь, молясь, чтобы Эмилия Марковна оказалась дома. Впрочем, она очень редко куда-то выходит.
– Заходи, моя девочка.
Звучный голос, слегка надтреснутый – его обладательнице уже восемьдесят четыре года. Это и есть моя соседка Эмилия Марковна, милейшая старушка.
– О, да ты сегодня с молодым человеком!
Мы вваливаемся в тесную прихожую, дверь за нами закрывается – похоже, успели. Но отсюда нам никак, выход на крышу в соседнем подъезде.
– Чай идемте пить, дети.
Мы бросаем на пол рюкзаки и идем за хозяйкой. Эмилия Марковна уже достала печенье и банку с повидлом, поставила чашки. Она невероятно юркая старушенция, и разум ее яснее, чем у большинства молодых.
– Садитесь. – Эмилия Марковна ставит перед Билли-Реем белоснежную чашку из плотного фаянса. – Я всегда говорила, что у Лялечки должен быть кто-то, кто станет о ней заботиться, нехорошо девочке все время быть одной.
– Лялечка, значит.
Билли-Рей с ухмылкой смотрит на меня, а я готова убить негодяя. Когда-то мы поспорили, что он не угадает, как меня зовут, и он перебрал кучу вариантов, но так и не приблизился к верному. Но сейчас тоже не считается, он не угадал, а услышал, а это не одно и то же, тем более что я никакая не Лялечка, это Эмилия Марковна придумала.
– Я, старуха, так ее называю, она терпит мои чудачества, что ж. – Эмилия Марковна разливает чай и садится в кресло-качалку у окна. – Что стряслось, дети?
– Ничего, Эмилия Марковна. – Я беру из вазочки печенье, мысленно бью себя по руке, но вернуть его обратно – обидеть хозяйку. Ладно, только одно. – Просто мы…
– Прежде чем ты мне соврешь, имей в виду: я поняла, что вы не за город собрались, а случилось что-то нехорошее, потому что вы оба с рюкзаками, звонок твой был нервный, и ты никогда до этого не приходила ко мне, предварительно не позвонив по телефону, и уж тем более никогда никого ко мне не приводила. А потому я спрашиваю: что у тебя стряслось?
Я вам говорила, что головушка у Эмилии Марковны варит как положено? Ну вот, любуйтесь.
– Дело в том, что сейчас на Лялю охотятся люди, желающие заполучить ее для некоей работы, абсолютно противозаконной. – Билли-Рей покосился на старушку и взял печенье. – И прежде чем мы успели уйти, они заблокировали нам вход.