— Ты сошла с ума, — завопил он, брызгая слюной, — эта женщина хочет отнять у нас дочь, а ты предлагаешь ей поселиться в нашем доме!
— Во-первых, эта женщина моя родная сестра, — хладнокровно парировала Дельфина, на всякий случай отодвигаясь подальше от мужа, — а во-вторых, вспомни, как мы поступили с ней! Нечего прикидываться жертвой, когда на деле ты — палач!
— Ты все это придумала, чтобы отомстить мне, я угадал? — подозрительно поинтересовался Эстевес, сбитый с толку внешним спокойствием жены.
— Нет, я так поступаю, потому что мне необходим радом верный человек. Я не могу больше доверять ни тебе, ни твоим людям, после того как ты оказался способен спустить меня с лестницы!
— Но я же извинился перед тобой и готов извиниться еще раз.
— Что мне от твоих извинений, — поморщилась Дельфина, демонстративно ощупывая огромный, во всю щеку, синяк под левым глазом. — Мария Алехандра будет жить в этом доме. Я ей уже позвонила, и она дала свое согласие.
— А я этого не допущу, я не позволю…
— А мне плевать на твои позволения, Самуэль! — перебила Дельфина. — Или будет так, как я сказала, или мы уйдем отсюда втроем, взяв с собой Алехандру.
— Ты не посмеешь! — злобно прошипел Эстевес, подходя к ней почти вплотную.
— Так брось мне вызов, Самуэль, тогда и посмотрим! Пойми раз и навсегда — я тебя ненавижу и никогда больше не позволю тебе распоряжаться моей жизнью!
Тяжело дыша и обмениваясь ненавидящими взглядами, они разошлись в разные стороны, а через полчаса в доме появилась Мария Алехандра.
— Самуэлю, видимо, не слишком-то приятно мое присутствие, — заметила она, появляясь в комнате Дельфины, — я поздоровалась с ним при входе, но он пробурчал в ответ что-то невнятное.
— Меня совершенно не интересует, что приятно, а что неприятно Самуэлю, — поморщилась Дельфина, — я терпела этот адский брак целых пятнадцать лет, но больше терпеть не намерена. Если б ты знала, сколько обид, унижений, насилия пришлось мне вытерпеть за эти годы… — Она помолчала и, тщательно подобрав соответствующую интонацию, поинтересовалась: — Ведь мы можем быть откровенны друг с другом?
— Я всегда была откровенна с тобой, Дельфина, — просто ответила Мария Алехандра, не ведая еще, к чему ведут эти таинственные приготовления.
— А я — нет, — задумчиво отвечала Дельфина, словно беседуя сама с собой, и при этом краем глаза следя за реакцией сестры. — Я запуталась в собственной лжи и почти утратила веру в будущее. Единственное, что у меня осталось, — это любовь… Нет, Самуэля я никогда не любила и теперь не могу простить себе этой сделки, которой с самого начала и являлся наш брак. — Она помедлила и вздохнула. — У меня есть другой мужчина, и он моя последняя надежда на счастье, от него я не откажусь ни за что на свете!
Произнеся эту напыщенную фразу, Дельфина испугалась, что переигрывает и что Мария Алехандра может догадаться, для чего затеян весь этот разговор. Она искоса взглянула на сестру, но та выглядела спокойной, хотя и поинтересовалась, знает ли об этом Самуэль. Было видно, что она спрашивает об этом скорее из вежливости, чем из любопытства. «Ну, голубушка, сейчас ты у меня попляшешь!» — злорадно подумала Дельфина, а вслух сказала:
— Нет, кроме тебя, об этом никто не знает. Да ты его видела, это тот самый врач, что делал мне операцию.
Мария Алехандра твердила себе, что не стоит доверять сестре, что, солгавши раз, она не погнушается сделать это снова и снова, что Дельфина, прожив с Эстевесом столько лет, просто разучилась быть искренней… И все же последние слова сестры причинили ей настоящую боль, а сама Дельфина отметила это с плохо скрываемым удовольствием.
— Что с тобой? — принимая озабоченный вид, поинтересовалась она и даже спустила ноги с кровати, на которой полулежала во время всего разговора. — Тебе плохо?
«Да, мне очень плохо, — подумала Мария Алехандра, качая головой. — Неужели Себастьян — любовником моей сестры, и все его слова о любви ко мне — это ложь? Ну нет, скорее всего лжет она, как лгала все эти годы, как лгала, когда говорила о смерти матери. Ну, а если это все-таки правда? Спокойно, Мария Алехандра, — уговаривала она себя, — не будь такой наивной дурочкой, которой тебя здесь считают, и не позволяй себя обмануть! Теперь, когда ты уже столько знаешь, ты без труда сможешь определить степень искренности своей дорогой сестрицы».
— Ты лжешь, Дельфина, — сделав над собой усилие, спокойно сказала она, — ты лжешь мне, как лгала всю жизнь. Кто говорил, что мамы давно нет в живых?
Дельфина, уже немало озадаченная долгим молчанием сестры, поразилась этому неожиданному вопросу.
— А с чего ты взяла, что она жива? — осторожно поинтересовалась она.
— Я была на кладбище и не нашла ее могилы. Теперь скажешь, зачем лгала мне?
— Да ради твоего же блага, — сердито отозвалась Дельфина, досадуя на то, что разговор неожиданно ушел в сторону. — После того как ты угодила в тюрьму, а папа умер, мама сошла с ума. Самуэль поместил ее в больницу для престарелых, ну и… вот, собственно, и все.