Тайные тропы (сборник)

– Тебе-то стыдно роптать, – пожурил его подполковник. – Пора привыкнуть. На что я, уралец, и то терплю.

Халилов усмехнулся.

– Во-первых, ты почти такой же уралец, как и я, а во-вторых, тебе известно, у человека уж такой характер: холодно – недоволен, жарко – тоже недоволен.

– Это верно, – согласился Шубников, закурил и протянул папиросы гостю. – А зачем я тебе так срочно понадобился?

Халилов жадно затянулся, заерзал на стуле и сказал:

– Ты помнишь тот проклятый эмирский клинок?..

– Из-за которого погиб твой тесть Максумов? – перебил его Шубников.

– Вот, вот… Он самый… Ведь он попал ко мне.

Брови Шубникова приподнялись. Он привалился грудью на столик и удивленно спросил, глядя в глаза приятеля:

– К тебе? Первый раз слышу!

– Как-то не пришлось рассказать…

– Погоди, погоди… Если мне не изменяет память, этим клинком завладел Наруз Ахмед и увез его на ту сторону.

– Точно. А три года назад клинок пожаловал из Ирана в Узбекистан и попал в мой дом. Тесен мир!

Шубников, покрутив седеющей головой и помолчав немного, потребовал:

– А ну, выкладывай все, да поподробнее!

Халилов охотно рассказал. Клинок подарил ему его дружок, офицер запаса Садыков. И подарил, вернее, не ему, а сыну после успешных вступительных экзаменов в университет. Клинок этот Садыков притащил из Ирана, где ему довелось быть в качестве переводчика. Он выменял его на клыч, тоже неплохой, у иностранца, представителя большого телеграфного агентства.

– Как только сын явился с клинком домой, я сразу узнал его, – закончил Халилов. – Такую штуку трудно забыть.

– Погоди… Этого мало. Мне помнится, что ты видел этот клинок до того, как он попал к старику Максумову и к Нарузу Ахмеду. Ты, кажется, говорил мне что-то…

– Точно, говорил. У тебя хорошая память, Леонид Архипович.

Шубников усмехнулся:

– Была бы хорошая, так не расспрашивал бы. Напомни-ка, дружище, всю эту историю. Ты видел клинок раньше?

– Видел и не раз. Тут любопытная история. Как ты знаешь, я рано осиротел. К десяти годам остался один на белом свете: отец кузнечил на бухарском базаре, повредил себе руку и, как я теперь понимаю, умер от заражения крови. Через год погибла мать с сестренкой при какой-то эпидемии. Знал я, что есть у меня дядя по матери, но где он живет – не мог вспомнить. И вот десяти лет я пошел батрачить. Хлебнул… Года через два я попал в дом Ахмедбека. Не скажу, что жилось мне у него хуже, чем у других. Это было бы неправдой. Жилось даже получше. Но это не по причине ангельской доброты Ахмедбека. В его бухарском доме всем хозяйством заправлял некий Бахрам. Проворный человек. Он ухитрялся совмещать обязанности и управляющего, и казначея, и телохранителя бека. Со мной был строг, но, как говорится в книгах, справедлив.

– Тот Бахрам, которому ты в суматохе отхватил одно ухо? – прервал рассказчика Шубников.

– Он самый, – подтвердил Халилов и продолжал. – Теперь о клинке. Увидел я это чудо впервые через несколько лет после того, как нанялся к Ахмедбеку. В лучшей комнате дома, называемой по-нашему михманханой, то есть комнатой для гостей, сплошь завешанной и застланной коврами, висел клинок. Я не мог не обратить на него внимания. Во-первых, он поразил меня, нищего мальчишку, своей роскошью. Во-вторых, как все мальчики, я поклонялся оружию и однажды, не выдержав, залез на тахту и попытался вытащить клинок из ножен, чтобы подробнее рассмотреть. На этом деле меня с поличным поймал Бахрам и так надрал уши, что я до конца дней своих запомнил все украшения на ножнах и рукояти клинка. В заключение Бахрам сказал, что я должен благодарить аллаха, что бек в отъезде, иначе очень просто мне отрубили бы голову этим клинком. Так вот, накануне падения Бухары я увидел клинок в руках моего покойного тестя Умара Максумова. Это был большой мастер, резчик и чеканщик. Слава о нем гремела по всему тогдашнему Туркестану. Клинок принес ему сам Ахмедбек. Его сопровождал Бахрам. Ты спросишь: зачем бек принес клинок Умару? На этот вопрос я не могу ответить твердо. Я выскажу лишь предположение. Ты же знаешь, что такое детская память. Она мгновенно запечатлевает все и хранит вечно. Помню, Умар сидел у своего маленького верстачка и на коленях у него лежал клинок. По одну сторону Умара стоял я, а по другую – крохотная Анзират. Мы, развесив уши, слушали рассказ Умара Максумова о том, какие мастера трудились над изготовлением клинка, как эмир Саид Алимхан подарил его Ахмедбеку. Я слушал, жадно рассматривая клинок, а потом перевел взгляд на верстачок. На краю его я увидел лоскут грубой бумаги с непонятными знаками, цифрами, человеческими черепами. Поэтому я предполагаю, что, возможно, бек заказал Максумову дополнить рисунок на клинке еще какими-то финтифлюшками. Ахмедбек не явился за клинком. Не до этого было. Он сбежал в Афганистан вместе с Саидом Алимханом. В ту ночь эмират пал и в Бухару пришла советская власть. Клинок остался у Максумова, а остальное тебе известно.

– Пожалуй, да, – согласился Шубников, думая о чем-то своем. – Остальное мне известно. То, что ты рассказал, очень и очень интересно.