Конрад скоропостижно скончался от сердечного приступа 3 августа 1924 года в Освалдз-хаус. В момент смерти он находился один в комнате, но Джесси, сама прикованная к постели, услышала из-за стены его последние слова: «Вот… ты» («Неге… you»). 7 августа Конрад, хотя и утратил веру, был, по неожиданному настоянию Джесси, отпет по католическому обряду и похоронен на кладбище в Кентербери. На его могильном камне выбиты слова из поэмы «Королева фей» Э. Спенсера, ранее ставшие эпиграфом «Бродяги»: «Sleep after toyle, port after stormie seas, | Ease after warre, death after life, does greatly please» (1.9. 40) («Сон после тягот дня, гавань после бурного моря, | Покой после битв, смерть после жизни — сколь желанны они»).
Хотя поздшіе романы Конрада не принесли ему творческого удовлетворения, в них, несмотря на слабости, все равно содержалось нечто, что интриговало и читателей, и литераторов нового поколения. Сюжет и место действия «Бродяги» обыграны в двух романах Э. Хемингуэя («И восходит солнце», «По ком звонит колокол»). В. Вулф особо ценила талант Конрада давать свои образы «вспышками» и высоко ставила «Тайфун», «Негра с “Нарцисса”», «Юность». Правда, это не мешало ей еще при чтении «Ностромо» ощутить «внушающую удушье избыточность» (эссе в литературном приложении к «Таймс» от 27 июля 1917 г.) а в заключительных конрадовских вещах найти в 1925 году «помпезность и монотонность» (Woolf 1938: 223).
Впрочем, и знаменитые современники, безусловно расположенные к дару Конрада, находили у него уязвимые места. Так, Г. Джеймс полагал, что последними конрадовскими достижениями стали «Ностромо» и «Тайный агент» (письмо Э. Уортон, февраль 1914 г.). А. Беннетт предпочитал Конрада Р. Киплингу (письмо Г. Уэллсу от 2 декабря 1897 г.), восхищался «Ностромо» («наиболее совершенный роман нашего поколения»), но критиковал «Тайного агента» за «легковесность», несбалансированность основного сюжета и вставных новелл, в частности, отъезда матери Уинни в дом престарелых (см.: Critical Heritage 1973: 161, 190). Р. Киплинга при чтении конрадовских произведений не покидало ощущение, что он держит в руках «прекрасные переводы на английский язык иностранного автора» (цит. по: Meyers 1991: 209). Г. Уэллс, намеренно дистанцируясь от любых проявлений «искусства для искусства», находил романы Конрада «пересушенными». По идейным причинам не принимал Конрада за «пессимизм» Д. Г. Лоренс (см., напр.: Lawrence Letters 1979–2001/1: 465), подверг критике за неуловимость истины в его произведениях Э. М. Форстер (в очерке «Джозеф Конрад: Заметка», 1920).
Если говорить об англо-американских критиках и литературоведах, то оценка ими Конрада проделала значительную эволюцию. В начале XX века Конрад, хотя и получил репутацию «писателя для писателей» (Дж. Гиссинг, к примеру, признал его в 1902 г. самым сильным автором, пишущим по-английски), все же находился, при всей своей исключительности, в тени более знаменитых эдуардианцев. К концу же столетия он был безоговорочно превращен в культовую фигуру английской литературы XX века и в этом качестве соперничает за право первенства в ней с Дж. Джойсом, а также Д. Г. Лоренсом. Помимо интерпретации конкретных произведений (прежде всего «Сердца тьмы», «Лорда Джима», «Ностромо»), изучения автобиографических источников конрадовских сочинений[308]
, попытки зафиксировать место Конрада на карте современной английской литературы[309] и раскрытия параметров его «неоромантизма»[310], историков литературы конечно же интересовали и романы, предлагаемые читателям в этом томе (см., напр.: Watt 1973; Conrad 2002). И интересовали, в отличие от российских специалистов, настолько, что один из авторов Кембриджского справочника к Конраду (см.: Companion 1996, нов. изд. — 2006) на основе проделанной несколькими поколениями конрадоведов работы счел возможным признать, что «Тайный агент» — самое совершенное достижение британского писателя в искусстве прозы.Попробуем разобрать логику подобной оценки. Роман «Тайный агент: Простая история» одновременно прост и непрост для понимания. Точнее, как и «Ностромо», этот роман демонстрирует благодаря мастерству Конрада свои символические возможности. Они опираются на несколько уровней сюжета.