Тайный гость

– Не понравился мне этот англичанин, – наконец произнес он. – Скользкий, как пиявка. Все вынюхивал, выспрашивал. Во все нос свой совал!

– Они что, друзьями были?

– Нет, просто знакомыми. Даже не близкими. Как пришел, так и ушел. А вот в тот вечер, когда дом капитана обнесли, в соседнем переулке караульщики видели черную карету с красными колесами. Такая в Москве только у английского подворья имеется. Думаешь, случайное совпадение?

Феона отрицательно покачал головой.

– Совпадения редко бывают случайными. Во всяком случае, я в них не верю.

– Я тоже! – встрепенулся дьяк и продолжил: – Карета долго стояла не двигаясь. Потом к ней подошли двое, по самые глаза закутанные в плащи, молча забрались внутрь, и она сразу уехала, успев до того, как на Сретенке и Лубянке сдвинули рогатки.

– Занятно! Начальнику о том докладывал?

– Не успел! Он мне сразу по морде сунул и в холодную упек!

– Понятно.

Феона криво усмехнулся и с размаха хлопнул дьяка по плечу, едва не свалив того с лавки.

– Все, Ванька, дуй в приказ, а Проестеву расскажи то, что мне рассказал. Ты не подлеток[45], чтобы обижаться!

Дьяк недовольно закряхтел под тяжелой дланью монаха.

– А ты что же, Григорий Федорович?

– А я пойду навещу нашего незадачливого охотника на бесов. Как там его?

– Захар Гвоздев…

Глава 7

Найти дом Гвоздева большого труда не составляло. После истории с вороватым «чертом» показать дом стрельца в Покровской и Сретенской сотнях мог первый попавшийся малолетний сопляк, дни напролет проводивший на улице и все про всех знавший. Но вот побеседовать с местной «знаменитостью» оказалось делом непростым. Отставной стрелец наотрез отказался разговаривать с монахом о случившемся. Более того, пообещал переломать ему ноги и руки, если еще раз увидит его у своих ворот.

В этом, собственно, не было ничего удивительного. Москвичи по природе своей были люди строптивые и самовольные. Послать к черту, если что, могли не только любопытствующего по собственной праздности безвестного инока, но и сами власти, если сила в тот момент была не на их стороне.

Объезжие головы жаловались в Разрядный приказ, что обыватели московские и разных чинов люди «учинились непослушны». Избы и мыльни топили безвременно, на караулы ходить отказывались и надолбы строить не желали.

Задержанных за различные проступки власти на местах регулярно сажали в чуланы и ледники, откуда они беспрепятственно сбегали домой. Непослушных за нарушения и неисполнения распоряжений объезжие головы били дубьем и батогами, но точно так же и горожане без всякого уважения к чину угощали их дрекольем и плетьми.

Вот не понравился отец Феона Захарке Гвоздеву своими расспросами, и необузданный в гневе мужик захлопнул перед ним калитку, пообещав в следующий раз разобраться с любознательным иноком по-мужски. Тут надо добавить – обещал напрасно и крайне опрометчиво!

Услышав повторный, громкий и требовательный стук, Захарка схватил воткнутый в плаху топор и, раздраженно рыча, отворил ворота. В следующий миг он уже лежал с разбитым носом на мокрой от растаявшего снега земле и мычал что-то нечленораздельное, мутным взором разглядывая плывущие по небу облака.

– Убили! Насмерть убили мужика моего! – заголосила жена Захарки и, суматошно размахивая руками, опрометью выскочила со двора на улицу.

– Спасите! Караул! Тати на дому живота лишают!

Заполошная баба горланила с надрывом, однако вернуться во двор, где якобы убивали ее мужа, совсем не спешила. Вокруг нее собралась толпа зевак, самые храбрые из которых дерзновенно заглядывали в ворота, при этом не проявляя желания зайти в них и выяснить, по какому случаю такой знатный переполох учинился?

Не обращая внимания на весь этот перегуд снаружи, Феона присел над Гвоздевым и протянул ему кусок домотканого холста, снятый им с тына.

– Ну, теперь поговорим или мне тебя на съезжий двор тащить?

Захар сплюнул на землю кровавую слюну, взял протянутый платок и приложил к разбитому носу.

– А чего не поговорить, коль хороший человек!

Отец Феона беззлобно усмехнулся в густые, опрятно стриженные усы и охотно помог стрельцу подняться на ноги. Со спины донесся громкий топот подкованных сапог и послышались возмущенные голоса.

– Бесчинствуешь? Кто позволил? Что ты за монах такой?

Феона не спеша обернулся. Три чернослободца, один из которых был вооружен коротким бердышом, а двое остальных – угрожающего вида дубинками, со всех сторон утыканными коваными гвоздями, зашли во двор и направились прямиком к монаху.

– А сами-то вы кто, православные? – спросил он с ухмылкой.

Эта высокомерная ухмылка сильно не понравилась чернослободцу, перекидывавшему с руки на руку бердыш на коротком и толстом древке.

– Мы есть решеточные сторожа с Кисельного, – произнес мужик важно и заносчиво, – я здесь десятский!

– Как звать?

– Кличут Афанасием. Тебе зачем?

– Я Григорий Образцов, помнишь такого?

Услышав громкую фамилию, Афонька стушевался, но, настороженно оглядевшись, быстро взял себя в руки и, подбоченившись, спесиво выпятил нижнюю губу.

– Почем мне знать, что не врешь? Бумага есть?

– Нет бумаги…