Морозов, который в это время строил глазки и всем своим видом показывал большую приязнь молоденькой, очень красивой княжне Евдокии Сицкой, в ответ на слова Михаила и ухом не повел.
– Глеб, – повторил удивленный царь от дверей, – остаешься?
Царский спальник вздрогнул, покраснел до ушей и опрометью бросился вслед за государем.
– Ты чего это? – спросил его в сенях Михаил.
– Чего, чего? – промямлил смущенный стольник. – Я, государь, на Авдотье жениться хочу.
Михаил с любопытством взглянул на своего приятеля и тут же отвернулся с деланым безразличием.
– Ну и женись себе!
– Не могу, матушка против!
– Это еще почему?
– Говорит, сперва – Борька…
Царь, задумавшись, пожал плечами.
– Она права. Борька – старший!
– А ежели он вовсе не женится, мне что, по его милости сто лет бобылем ходить?
Михаил остановился и потрепал друга по вихрастой голове.
– Женись, Глебка, женись! Я разрешаю, а с Аграфеной Елизаровной[125]
я позже поговорю.Развернувшись, царь быстрым шагом направился к выходу. Глеб еще постоял в проходе с глупой улыбкой на лице, не веря собственному счастью, а потом, воинственно хлопнув себя кулаком в грудь, вприпрыжку бросился догонять венценосного друга.
Глава 21
Инокиня Марфа сидела за большим столом в престольной роскошных хором царицы Марии[126]
, которые были облюбованы ею в качестве своей основной резиденции сразу после воцарения Михаила на царство. Внезапное появление сына, прямо с порога осыпавшего ее упреками, Марфу никак не удивило. Очевидно, она ждала этого.– Матушка, как ты могла? Зачем? Что мы тебе сделали?
Марфа отложила в сторону свиток и строго посмотрела на Михаила.
– Эй-эй, государь мой, ты чего развоевался? Кому – нам?
Царь возмущенно глотнул воздух.
– Зачем ты поставила караул у покоев моей невесты? Почему не сказала мне? Что это значит?
Марфа недовольно поморщилась и надменно повела квадратным подбородком.
– Все, что я сделала, касается только царицыной половины дворца. Хочу напомнить, что пока ты не женат, я отвечаю за порядок!
– Но Маша…
– Не перебивай мать! Седьмицы не прошло, как на мою жизнь злоумышляли.
– Все же кончилось!
Марфа резко хлопнула ладонью по краю стола.
– Ничего не кончилось! Двух баб на костер – мало! Надо под корень рубить, чтобы всю крамолу разом извести!
– Маша тут при чем? – едва не кричал на мать озадаченный Михаил.
– А вот погоди! Не спеши. Глянь, кого я тебе покажу.
Марфа позвонила в бронзовый колокольчик на резной деревянной ручке.
– Эй, кто там за дверью? Ведите ее!
В тот же миг боковая дверь отворилась, и две молчаливые инокини, жестко поддерживая под руки, почти заволокли в комнату старую бабку, лохматую и неопрятную, как облезлая дворняга. Старуха, беспрестанно улыбаясь, обнажала жутковатую черную воронку беззубого рта и с любопытством разглядывала царя и его мать глазами наивного ребенка. Очевидно, бабушка была не в себе и совершенно не понимала, где и с кем находилась.
– Это кто еще такая? – изумился Михаил, глядя на нелепую старуху.
– Это? – Марфа зловеще усмехнулась. – Крестьянка сельца Антипова Акулина Нетесова. Старая мамка твоей Машки!
– Зачем она здесь? У нее, кажется, и хозяина в голове нет? – Михаил слегка постучал пальцами по лбу.
Словно подтверждая его слова, старая Акулина дернула царя за полы однорядки и прошамкала, улыбаясь ему слезящимися, подслеповатыми глазами.
– Касатик, вели меня домой отпустить? У вас оно хорошо, но дома – завсегда лучше!
– Ты хоть знаешь, бабушка, где находишься?
– Не знаю, касатик, вестимо, у хороших людей, мне вон, глянь сюда, – старуха порылась в лохмотьях и вынула кусок брусничного пирога, – смотри, что девоньки дали… а дома коза не кормлена. Помрет кормилица, и мне не жить.
Михаил посмотрел на мать с осуждением, но та только отмахнулась.
– Тараканы в голове – меньшее из ее бед. Скажи, старуха, как на духу, ворожишь? Знахарским делом промышляешь? Снадобья да привороты всякие для людей готовишь?
Акулина ласково посмотрела на Марфу.
– А тебе зачем, бабонька? Хворь какая завелась? Ты скажи, я тебя вмиг на ноги поставлю! Ко мне в Антипово народ из Козельска и самой Калуги приезжает, среди них и начальные люди бывают! Всем помогаю.
– Ворожишь?
– Зачем – ворожу? Травами и заговорами людей пользую.
– Ой ли? – недоверчиво покачала головой Марфа. – А люди сказывают, ворожишь!
– Что за люди?
– Манефа Мокеева, помнишь такую?
– Не помню. Кто она?
– Говорит, ученица твоя. Вспомнила?
– Разве всех упомнишь? Давно это было! – Акулина равнодушно пожала плечами.
– Ничего. Поставим с очей на очи, сразу вспомнишь, – с желчью в голосе произнесла Марфа, приблизив свое лицо к лицу знахарки.
– Да что ты терзаешь меня, девонька? – рассердилась старуха. – Ворожить-то немного можно, ежели Бога не гневить! Когда человека припечет, все можно!
Марфа удовлетворенно усмехнулась и вернулась обратно в кресло.
– Хорошо, что не отрицаешь! Рассказывай, как к Хлоповым попала! Это ты хотя бы помнишь?
– А чего не помнить? Повитухой позвали, так и осталась. Машенька слабая родилась, думали, Богу душу отдаст. А со мной все ничего!